Фёдор Грот - Ромовая баба

Гартмут знал в лицо всех обитателей Дармштадта, но об этом человеке только слышал. Никогда ему не приходилось встречать более странной внешности. Мужчина был высок и худ, носил длинные черные волосы, обильно пересыпанные сединой, руки его, покрытые какими-то отвратительными корками, как от ожогов, сжимали тонкую черную трость. Двигался он неловко, приволакивая левую ногу. Вся левая сторона его лица была неподвижна, уголок рта оттянут книзу и источал слюну, а глаз был скрыт бельмом, сверкающим, как яичный белок. Правый глаз, огромный, черный и круглый, как у ворона, уставился, казалось, в самую душу Гартмута.

В пекарню Шоске пожаловал Карл Готлиб фон Берлепш, отпрыск известного знатного семейства. Разные темные слухи ходили вокруг этого человека, жившего в полном одиночестве на краю города в старом высоком доме с окнами, которые всегда были закрыты черными потрескавшимися ставнями. В городе он появлялся редко — и всегда вокруг него образовывалась пустота.

Но Гартмут не испугался странного пришельца. Одарив его приветливой улыбкой, он спросил, обводя полки рукой:

— Что будет угодно господину барону?

Берлепш вытаращился на него единственным зрячим глазом. Похоже, он не ожидал, что будет узнан. Наконец он раскрыл рот и проговорил глухим голосом:

— Этот хлеб, он меня не интересует.

— Быть может, господин барон подождет? — так же учтиво предложил Гармут. — Вот-вот подоспеет дивный ржаной хлеб.

Берлепш шагнул к прилавку, пристукнув по полу тростью.

— Мне не нужен этот хлеб, — прохрипел он, сверля мальчика глазом. — Подай мне тот, что ты сделал только что.

Гартмут оторопел. Неужели барон видел в окно, как он собирал проклятые гугельхупфы? Но зачем они ему понадобились?

— Господин барон, — робко проговорил он, — это не хлеб. Это. — Он не находил слов.

— Я сам знаю, что это, — оборвал его барон. — Иди и принеси мне их, мальчик. Принеси все до одного.

Гартмут колебался, поглядывая на дверь, из которой вот-вот должны были появиться первые посетители.

Берлепш словно прочел его мысли.

— Не жди их сейчас, — сказал он. — Но и не тяни. Скорей же!

Эти слова подстегнули Гартмута. Пускай барон знает о чертовой выпечке — главное, он хочет ее забрать, а это значит, что ему, Гартмуту, не придется тайком выносить мешок из дома и топить в речке, как он собирался сделать. Он выволок тяжелый узел из-под кровати и с трудом снес его вниз, стараясь не попадаться на глаза работникам.

Берлепш ожидал его там же. Правая сторона его лица странно подергивалась, будто в предвкушении.

— Давай сюда, — нетерпеливо произнес он и с неожиданной силой выхватил узел из рук Гартмута. Быстро заглянув внутрь, он отпрянул, словно при виде чего-то донельзя отвратительного, и перевел изумленный взгляд на Гартмута.

— Что произошло? — не спросил, а скорее приказал он.

И Гартмут, понимая, что этот человек поможет ему раскрыть правду, без утайки рассказал все. Когда он закончил, Берлепш некоторое время молчал.

— Какого цвета были их колпаки? — наконец спросил он.

— Я не разглядел, — признался Гартмут. — Было темно. они копошились.

— Да, они копошатся, — произнес Берлепш резко.

— Но кто они такие? — робко спросил Гартмут.

Вместо ответа Берлепш порылся в кармане и бросил на прилавок золотую монету в десять марок. Это было целое богатство, но Гартмут вовсе ему не обрадовался. На монету он едва посмотрел — он жаждал услышать ответ. И Берлепш заметил это.

— Приходи ко мне, когда сможешь, — промолвил он, и в его хриплом голосе послышалось удовлетворение. — Я расскажу тебе. Но никому не говори о том, что видел. И о том, что сделал.

Он вышел, унося тяжелый узел, — и спустя минуту в пекарню хлынула толпа покупателей, которых до этого момента точно удерживала на расстоянии чья-то жесткая воля.

Весь день, отвешивая и разрезая хлебы, Гартмут думал о странном происшествии и воспоследовавшей необыкновенной встрече. Ему было бы нетрудно сходить к барону — отец всегда отпускал поиграть после обеда и занимался с покупателями сам. Основательно поразмыслив, Гартмут пришел к выводу, что ему, в общем-то, ничто не мешает посетить дом Берлепша. Даже ходившие по городу невнятные толки — сын соседа-аптекаря шепотом рассказывал, что барон устраивает «спиритистические» сеансы, вызывает разных духов с призраками и все такое, — не пугали Гартмута. Любопытство было сильнее. И после обеда он отправился на окраину города.

Дом барона ничем бы не отличался от других домов, с которыми соприкасался его потемневший от времени фасад, если бы не вечно закрытые, черные растрескавшиеся ставни. Нежилой, страшноватый вид имел этот дом. Однако отступать было некуда — ведь не напрасно же Гартмут пересек полгорода, чтобы оказаться здесь. И, поднявшись по выщербленным ступенькам, он постучал в дверь.

Она тотчас же распахнулась, чуть не сшибив мальчика с ног. На пороге стоял мрачный небритый человек огромного роста, одетый в черную ливрею с серебряными галунами. Он не проронил ни слова, а просто недружелюбно воззрился на Гартмута.

— Я к господину барону, — несмело произнес тот, глядя на лакея снизу вверх. — Господин барон пригласил.

— Ты Гартмут? — прервал его лакей страшным сиплым голосом.

Гартмут кивнул.

Лакей отступил в сторону и пропустил гостя в дом. Через огромный холл, в котором взглянули на них со стен мертвыми стеклянными глазами седые головы вепрей и оленей, они прошли темными коридорами в библиотеку, где лакей оставил Гартмута и вышел. Во всем доме стоял густой аромат каких-то воскурений, от которого закружилась непривычная голова Гартмута. В библиотеке пахло особенно сильно, прозрачные дымные пряди плыли в свете двух неярких светильников в форме печальных ангелов, стоящих на черном полированном столе. Стеклянные шкафы вдоль стен были заполнены старыми толстыми фолиантами в потертых кожаных переплетах. Библиотека тонула в полумраке, хотя за зашторенными окнами стоял яркий день.

Гартмут не успел еще толком оглядеться, как в комнату вошел Берлепш. Он был в домашнем халате и туфлях и выглядел уже не так устрашающе. В руке его вместо парадной трости была толстая сучковатая палка, похожая на клюку. Опираясь на нее, он прошел к кожаному креслу и тяжело уселся.

— Добрый день, господин барон, — тонким от волнения голосом поздоровался Гартмут.

Берлепш не ответил. Развернувшись правым боком, он рассматривал Гартмута так, будто в первый раз не рассмотрел хорошенько.

— Я не думал, что ты придешь, — наконец проговорил он глухо. — Что тебе нужно?

Гартмут горячо произнес:

— Если вы знаете, кто это был, пожалуйста, скажите!

— А! — вырвалось у Берлепша. Он замолчал, прикрыв глаза, и молчал долго. Неожиданно глаз его открылся и уставился на Гартмута.