Юрий Любопытнов - Озеро призраков

Степана вытащили из толпы и хотели бросить под ноги пану, но Степан, откинув в стороны поляков, набычился, глядя на долговязого шляхтича.

— Привяжите его к столбу, — распорядился пан, указав на плотника.

К Степану подбежало несколько солдат, схватили за верёвки и поволокли, опутав руки и ноги, к столбу, врытому посреди площади. Содрали сермягу, оставив в одной домотканной рубахе, и привязали к столбу.

— Сказывай, где здесь подземный ход? — обратился к нему пан.

— Не ведаю ни про какой ход, — ответил Степан.

— Не верю. Должен знать.

Степан молчал.

— Всыпьте ему батогов. — Пан повёл глазами в сторону, где обочь крыльца стоял десяток вооруженных кирасиров.

Двое рослых ляхов с палками в руках встали по сторонам столба.

Долговязый шляхтич махнул рукой. Удары батогов посыпались на спину Степану.

После десяти или больше ударов, пан спросил:

— Ну так вспомнил, где есть ход.

— Я не слыхал о таком, — ответил Степан.

— Привяжите столбу вон того, — сказал пан, указав на Платона горшечника.

Тот был ростом ниже Степана, худой, как тростинка. Шляхтич, видимо, подумал, что у такого мозглявого человечка легче выбить признания.

Платону тоже всыпали батогов.

Он ругался во весь голос, когда его били, но тоже сказал, что не знает, где ход.

Отведали батогов ещё трое крестьян, но с тем же результатом, и долговязый прекратил экзекуцию.

— На сегодня хватит, — сказал он. — Завтра будет время.

— Добже. Продержим в темнице, поголодают, сразу языки развяжутся, — сплюнул себе под ноги круглый человечек с усами.

— Запереть в сарае, — распорядился длинный шляхтич, указав на толпу мужиков. — Еды и воды не давать.

Мужиков увели на западную сторону монастыря, где была сооружена небольшая баня, а за нею на широком лугу сенной сарай. Ворота сарая закрыли и подпёрли крепкими осиновыми слегами.

4.

Степан полулежал на колком сене в углу у венцов сарая и молча слушал рассказ Фильки Малого.

— Житьё в лесу — мало сладкого, — говорил тот. — Летом, сам знаешь, каждый кустик ночевать пустит, да и зимой бывало зимовали. А осенью хуже некуда. То дождь, то снег, землянку заливает, грязь, всё мозгнет — нет, не житьё. Одна отрада — пощипать какой польский обоз.

— А что бывало? — спросил Степан.

Филька усмехнулся:

— Бывало? Ещё как. Не кажный день ляхи по дороге ездят, но случается. А мы тут как тут.

— А что в обозах-то?

— Разное. Зелье пороховое, ратные доспехи, оружие, пропитание везут, деньги. Но когда казна, обоз сопровождает много служилых людей, дозор и впереди и сзади. Это не по нашим силам. Мы так — кто отбился, кто заблудился… Всяко с ними в дороге случается: то телегу в канаву завалят, то лошадь оступится…

Фильке скоро наскучило, как он выразился «языком ворочать», и он, положив шапку под щёку, захрапел, уставший от всех передряг. А Степану не спалось. Он ворочался с боку на бок, решая, что придумает завтра польский начальник. Ишь чего выдумал: скажи про тайный подземный лаз. Если и есть такой, на то он и тайный, чтоб смерду не знать.

Он привстал, поворошил рядом сено, чтобы было помягче и лёг на спину.

Ночью сзади сарая что-то поскреблось, словно собака или волк рыли нору. Кто не спал, насторожились.

— Что такое? — всполошился горшечник Платон.

Скребки затихли и раздался приглушённый голос:

— Дядька Степан, а дядька Степан.

— Степан, вроде тебя кличут.

Степан прошёл на голос. Прислонил ухо к нижнему венцу.

— Эй, кто там?!

— Мне дядьку Степана.

Плотнику показалось, что голос ему знаком.

— Я Степан, что надо? — также вполголоса произнёс плотник.

— Это я, Никитка.

— Никитка. Что ты тут делаешь?

— Что делаю. Вас кличу.

— Здесь же стража.

— Эва, стража. Они давно храпят.

— Как храпят?

— А так. Они игуменскую погребушку разорили, вино нашли. Вот этим стражникам по кувшинчику и перепало. Так что спят. Я ворота открою. А вы потихоньку выползайте.

Стараясь не шуршать сильно сеном, разбросанным в сарае, пленённые подошли к воротам.

Никитка, обойдя сарай, отнял от ворот слеги, которыми они были припёрты, и тихонько отодвинул створку в сторону. Мужики один за другим выбрались из сарая и растворились в темноте. Никитка поймал руку Степана, вложил в неё что-то круглое.

— Пожуй, дядька Степан.

— Что это?

— Репа. Как ляхи нагрянули, я побывал в сестринских огородах, нарвал репы. А что — ляхи вс равно пограбят…

— Спаси тебя Бог. С утра во рту маковой росинки не было.

Из темноты показалась фигура человека. Степан резко развернулся и сжал кулаки, готовый защитить себя и Никиту.

— Не пужайтесь, — сказал голос. — Это я Малой.

Степан шумно выдохнул:

— А я уж приготовился… думал ляхи подходят. Ты теперь куда? — спросил он Малого.

— Куда? Обратно в лес. Ляхи завтра опять всех на площадь выволокут, будут опять допытываться, где ход в Троицу.

— Да нет никакого хода, — сказал Степан. — Если бы был, доподлинно бы знали.

— На то он и тайный, чтоб не знать.

— Ход есть, — сказал замолчавший Никита. — Я сам видал.

— Ты — видал? — спросил Малой.

— Видал. Я по нему несколько раз ходил.

— Зачем? — спросил Степан, почёсывая подбородок. О ходе баяли многие, но никто его не видел, а вот Никитка…

— Корысть одна — любопытство.

— И куда он ведёт — в Троицу.

— До Троицы не знаю. Там погреба разные старые. То туда идут, то — туда. А выходит он в Комякинский овраг.

— И всё?

— Может, и дальше ведёт, но я не знаю.

— Ляхи хотят по нему до Троицы добраться, — сказал Малой. — Войти незаметно в обитель, а так силы нет у них взять её. Осаду чинят, а бестолку.

— А Фролка стало быть лазутчик их?

— Казну посулили, он и рад служить….

Подошли к Паже за Водяными воротами. Остановились. В монастыре было спокойно. С востока горели смоляные факелы — там на лужайке были привязаны польские кони. Кто-то покрикивал тихо, а что нельзя было понять.

Малой отвел Степана и Никитку ближе к Паже. Здесь она мелела, и её струи, перекатываясь по камням, журчали. Мужики о чём-то долго совещались. Потом разошлись в разные стороны: Малой пошёл на юго-запад, а Степан с Никитой в Бобыльскую слободу.