Юрий Любопытнов - Озеро призраков

«Где ж это я его видел? — растерянно размышлял Лёха, притворившись, что разглядывает протекторы колёс. — Что он так уставился? Может, знает о золоте, что лежит у Копылова в кармане?»

Его опять обуяла жажда. Не глядя на того мужика, он смешался с толпой, зашёл за автобус, и, плюнув на иностранцев, пошёл в ближайший буфет, чтобы напиться. Однако там воды не было. Правда, у аптеки он увидел бочку с квасом и сразу опустошил две большие кружки. И только тут в голову вернулись мысли, потерянные при встрече со странным мужиком. Решив, что на сегодня испытаний хватит, он завернул за аптеку и сел на скамейку у Белого пруда. Он устал, болели ноги, здесь же было прохладно, а белые лебеди, грациозно скользившие по воде, сообщали Копылову успокоение и некую умиротворённость.

3.

— Что-то я обманулся, — размышлял Лёха, вытирая лицо платком. — Никакой это не милиционер.

Он вспомнил, почему то лицо было так знакомо. Этого мужика он видел на рынке в магазинчике. То ли грузчик, то ли подсобник какой… Вот лопухнулся. Второй раз за день. И того парня в тенниске испугался… Собирашку значков, любителя иностранных побрякушек…

Досада его вскоре прошла. Окончательно решив, что на сегодня хватит пытать судьбу, он встал со скамейки и направился через площадь вниз, к парку. Шёл к винному магазину, что располагался на проспекте Красной Армии, недалеко от Кооперативной улицы. Настроение у него было не ахти какое хорошее и ему захотелось взять домой бутылку вина.

Очередь у магазина была преогромнейшая, и Лёха застыл в стороне в раздумчивости — стоит ли стоять, тратить время. Да ещё неизвестно — достанется ли. Если без очереди? Да разве пустят! На куски растерзают, и милиция не поможет, — вон какие жлобы стоят, так и ищут, кого бы треснуть по башке.

Тут к нему неожиданно подошёл вразвалку парень, попыхивая сигаретой. Как определил Лёха, парень не парень, мужик не мужик, в тонкой куртке ветровке, в запылившихся брюках. Во рту, в краешке губ не было одного зуба.

— Слушай, кореш, — обратился к нему парень, — третьим будешь? У меня с приятелем не хватает на пузырь белой. Как? Здесь и краснуха есть, но какая-то дрянь. Ей только заборы красить…

На желудке у Копылова было пусто, хотелось есть, и при мысле о выпивке у него нестерпимо засосало под ложечкой и возникло жгучее желание опрокинуть стаканчик.

— Так как? — спросил парень и выжидательно посмотрел на Лёху. — Может, ты сомневаешься? — Он усмехнулся. — Вон у меня приятель стоит, — указал он на старого мужика в клетчатой рубашке с непокрытой головой, с тряпичной сумкой в руке, стоявшего в очереди и уже приближающегося к дверям магазина.

Лёха посмотрел на мужика и спросил,

— Сколько надо? — и ощупал глазами парня: не обманывает ли, сейчас такие жуки-пройдохи пошли, что только в два глаза смотри — как бы не объегорили.

— Трояк гони на бутылку, рубль на закуску, и вся игра.

Лёха отдал три рубля. Парень передал деньги стоявшему в очереди мужику, а сам с Копыловым отправился в продовольственный магазин, на ходу повторяя:

— Вот и порядочек. Сейчас закусончик возьмём.

Когда они взяли нехитрой закуски — три банки кильки в томате да полбуханки хлеба — и вернулись к винному магазину, мужик уже поджидал их. В сумке, отвесив дно, лежала бутылка.

Все трое пошли в парк, уединились у стены, в углу, сев на траву за разросшимися кустами. Наливали в стакан и по очереди пили. Скоро Лёха знал, что парня зовут Валеркой, а мужика Виталиком.

Выпитое разморило Лёху. Тело стало мягким, раскисшим. В голове бродили лёгкие мысли, а язык развязался. Двое его новых приятелей тоже оживились и без устали говорили. Они узнали у него, что он не здешний, а хотьковский, а он узнал, что они родственники — старый из Семхоза, а молодой из Загорска.

— На рынок, наверное, приезжал? — спросил Лёху старый, ковыряя обломком спички в зубах.

— По делу, — ответил Лёха. — Думал одну вещичку продать из благородного металла, да не нашёл покупателя.

— А ну покажь! — встрепенулся молодой. — Покажь, покажь вещичку, не съем!

Лёха достал из кармана подвеску со змеиной головкой и протянул парню. Тот повертел её, потрогал жуковинку и передал старому. Виталик рассматривал подвеску дольше, чем родственник. Закончив осмотр, проговорил:

— Золотая.

Копылов совсем расхрабрился.

— В ней двадцать грамм золота, — соврал он, пряча подвеску в карман. — За две тысячи я бы отдал. Золото старое. Сколько зубов можно из него наделать…

— Сто рублей дашь? — вдруг спросил Валерка.

— За что? — не понял Лёха.

— Если я найду тебе покупателя, и ты её продашь.

Лёха подумал:

— Обдираешь…

— А ты не обдираешь: двадцать грамм толкаешь за две штуки?

— Я — нет.

— Дело хозяйское, — оттопырил губу Валерка и отвернулся, давая понять, что разговор закончен.

Наступило неловкое молчантие.

— Годится, — наконец решился Лёха.

— Тогда пойдём, — проговорил Валерка и поднялся с земли.

— Далеко?

— Ты не дрейфь. Недалеко, за третьей больницей. Там мой знакомый живёт. Он возьмёт.

Копылов подумал, что время ещё не позднее, Валерка вроде не урка какой, и согласился.

Виталик поднялся, стряхнул с колен приставшие травинки, протянул собутыльникам руки:

— Ладно, братцы, мне с вами не по пути. Домой поеду, прощайте!

— Пока, — пожал его руку Валерка. — Тёте Нюсе от меня привет.

Мужик ушёл, а Лёха потопал за Валеркой. Они миновали третью городскую больницу, пересекли улицу, свернули вправо, и Валерка остановился перед глухим забором с двустворчатыми воротами, державшимися на двух столбах с верхней перекладиной. У ворот густо росла крапива, и здоровенные лопухи проковыряли землю и раскинули широкие листья по земле.

Валерка подёргал калитку, как и ворота, покрашенную суриком, она открылась, и они вошли во двор. Во дворе росли яблони, старые, с облупившейся корой, корявые, с ещё не совсем распустившейся листвой. К забору лепились постройкм — клетушки, сараюшки, валялись ржавые бочки, вёдра, тазы. В глубине двора густым басом пролаяла собака, и, загремев цепью, вскочила на сложенные доски, обкрученные, чтобы не разваливались, проволокой.

— Собака привязана, — потянул Лёху за рукав Валерка. — Не бойся!

— В дом не пойду, — проговорил Лёха, будто бы из-за собаки, а сам просто не захотел туда заходить, чего-то испугавшись. — Я здесь побуду. На скамейке посижу, — добавил он, увидев сбоку дорожки небольшую не крашенную скамейку со спинкой.