Юрий Любопытнов - Озеро призраков

Из Москвы он выехал рано утром с отроками и дядьками, воинами и малым обозом, намереваясь прокормить себя и сопутствующих на месте боярскими хлебами. Поехал с ним и Иероним. Путь лежал на северо-восток ближе к отцовской отчине — земле Переяславской, на которой княжил его племянник Иван. К владениям племянника примыкала земля радонежская с селом Радонежским, куда и собрался Даниил.

Князь был бодр, лёгок на ногу и во всём старался не медлить. Поэтому он рассчитывал быстрым ходом с одной остановкой на обед к вечеру попасть в Радонежское, но Бог не дал ему возможности выполнить это намерение. Недавно прошли проливные дожди, реки набухли от воды, и на Яузе был смыт обветшавший мост. Холопы из ближайших деревенек, согнанные тутошним боярином, пытались наладить новый: вгоняли каменными бабами в дно реки дубовые сваи, тесали брёвна, крепили скобами и коваными гвоздями устои и продольные балки. Холопов было мало, и дела продвигались медленно.

— Чьи будете? — спросил их князь, остановив коня и созерцая согбенные в поклоне спины.

— Боярина Ртеньева, — ответил за всех русобородый с голубыми глазами высокий плотник, отделившийся от других товарищей и подошедший к князю. Волосы его вокруг головы были схвачены, чтобы не мешали работать, кожаным ремешком.

— Знаком мне ваш боярин: не богат, но умом смышлён. — Даниил оглядел мост, подсыпанную у берегов землю, накат круглых бревён: — Вы и к вечеру с делом не управитесь…

— Знамо, не управимся, княже…

— Откуда тебе известно, кто я?

С поклоном плотник ответил:

— Боярин часто посылает на Москву… Не раз видал я…

Даниил не дал ему договорить и спросил:

— Скажи мне, молодец, а есть ли здесь в округе брод?

Плотник князю понравился — статный, плечистый, воин бы из него отменный получился…

— Как не быть, княже. Вниз по реке, с версту отсюда. Вон по той дороге, по бережку… — Холоп указал рукой вдаль.

— Поворачивая коней, — приказал князь челяди.

Холопы, возводившие мост, низко на прощанье кланялись князю.

Брод нашли, но пришлось делать крюк, потом ехать по бездорожью, два воза перевернулись, княжеский конь поранил ногу. Даниил осерчал на возниц и прочих слуг своих, на своего коня и остальную дорогу ехал хмурый и неразговорчивый, не радуясь ни весёлому щебетанию птиц, ни пряному запаху омытого дождями летнего леса, ни красным ягодам земляники, высовывавшимся из-под листьев обочь дороги.

Только поздним вечером княжеский поезд прибыл к деревянным воротам села Радонежского. Князя ждали. Ударили в колокол. Князь огляделся. Место было холмистое. К реке часть земли была распахана, ниже расстилались прибрежные луга, дальше возвышался нетронутый лес. Стояла приземистая церковка с колоколенкой, там и сям не по улице, а вразброд возвышались избушки простого люда, боярские хоромы поражали своим нарядным видом: кружевами карнизов, причелин, замысловатых коньков, витых балясин на крутых крыльцах…

Боярская челядь распрягла лошадей, завели телеги во двор хором, а навстречу Даниилу вышел к воротам с непокрытоцй головой сорокалетний боярин Никифор Рысь, ведавший делами окрестной волости. Он низко поклонился и помог князю спешиться.

— Будь здрав, княже! — приветствовал он Даниила. — Не труден ли был путь?

— Труден, боярин: конь мой повредил ногу, слетело колесо у телеги, возки опрокинулись…

— Я прикажу холопам починить сломанное…

— Добро, — ответил князь, разминая затёкшие ноги.

— Милости просим! — Никифор широким взмахом руки пригласил Даниила в хоромы.

В боярской горнице собирали обильный ужин. Князь парился в бане, отмывая дорожную пыль, двое его слуг, один слева, другой справо мягко охаживали его, растянувшегося на полке, вениками. Берёзовый дух от веников, мягко обволакивал низкую баньку. Освежённый, с розовым блестящим лицом, в чистой одежде, князь занял своё место за пиршественным столом. При виде богато накрытого стола он повеселел, а когда подали мёду, и совсем отошёл.

— Надолго ли, княже, к нам пожаловали? — почтительно спросил боярин Никифор.

— Долго не намерен быть, — ответил князь, пригубляя янтарный медовый напиток. — Тебя в разор не введу, — засмеялся он.

— Смотр волости завтра будешь делать или сначала отдохнёшь день-два? — снова спросил боярин.

— Завтра, завтра, — ответил Даниил Александрович, зевая. — Бог даст, завтра. Как, людишки не обнищали? — спросил он боярина после недолгого молчания. — Подати исправно собираешь?

— Тихо. Разорения татарского нету — пашут, жнут. Людишки справные. Народ крепок, но дик. Иной в лесу избу срубит, старается уйти от оброка.

— Может, кто из твоих слуг самоуправство чинит?

— Нет, батюшка. Всех держу в кулаке. — Никифор сжал волосатые пальцы. — Никому соблазну к самовольству не даю.

— Добро, коли так.

— Слыхали мы, боярин, — исподлобья взглянув на Никифораа, в разговор вступил Иероним, — что рядом с градом идолище поганое у тебя тут на холме. Скоморохов и гусельников привечаешь. Холопы жертвы деревянным богам приносят… как? — и его чёрные густые брови с проседью поднялись, а глаза воззрились на боярина.

— Идолище есть, — ответил боярин. — Я запрещал приносить жертвы, но всё едино бегают холопы в зелёную рощу.

— Волхованием кто занимается?

— Рщига, знахарь.

Князь поднял глаза на боярина.

— В летах волхв? — спросил он, внимательно разглядывая резьбу на деревянном ковше.

— В зрелом возрасте.

— Семья?

— Жена и годовалый сын.

— Такой малый?

— Он у него четвёртый. Старший сын сгинул на охоте — медведь задрал, одна дочь родилась мёртвой, а ещё одна в младенчестве наколола палец рыбьей костью — Бог прибрал и её.

— Откуда доподлинно всё знаешь? — спросил князь.

— Люди всё ведают, а я не гнушаюсь холопьего языка слушать.

— Бог наказал язычника, — проронил Иероним, осеняя себя крестным знамением. — И ещё накажет.

Князь посмотрел на него, но ничего не сказал. Полузакрыв глаза, он размышлял.

Иероним встал из-за стола и сказал, обращаясь к Даниилу Александровичу:

— Князь, казнить надо волхва, капище срыть, Даждьбога в реку спустить… Срам вере христовой. Никак Покров монастырь на Хоткове горе не утвердится, а тут ещё игрища поганые устраивают, пляски бесовские, берёзки завивают, и всё под носом боярина, твоего наместника.