Юрий Любопытнов - Озеро призраков

— А нам, — заржал Хрюн, — бабки и бабы.

Когда машина свернула на проселок, качок выбросил свой прибор в кусты.

— Теперь порядок. Жми по дороге. Через километр начнётся дачная улица. Проскочим посёлок и снова выберемся на шоссе. За бабками. — Он весело захохотал.

Минут через десять они выехали снова на магистраль. Качок открыл в салоне окно. Свежий воздух ворвался в салон.

Афанасий открыл глаза и пошевелился

— Один очухался, — проговорил Хрюн. — Добрый день, дядя! Как твое самочувствие?

Афанасий хотел потрогать ушибленную голову, но правая рука была пристегнута к дужке кресла.

— Кто вы? — спросил он, морщась от боли и оглядывая товарищей, безжизненно сидящих в креслах. — Какого хрена приковали нас?

— Тебе незачем знать, — отозвался Хрюн. — Меньше знаешь, крепче спишь.

— Понял, — сказал Афанасий. — Попали к бандюганам.

— Угадал.

— Куда едем?

— А куда Макар телят не гонял, — вступил в разговор качок, отхлебывая пиво из бутылки. — Тебя это устроит?

Афанасий ничего не ответил, потому что зашевелился Николай, Лазутин сел на скамье и осмысленно посмотрел по сторонам.

— Куда это мы едем? — спросил Лазутин, но увидев, что сидит в наручниках воскликнул: — Что происходит? Кто это на меня надел? — Он занёс было руки, чтобы толкнуть качка, который был к нему ближе.

— Заткнись! — резко сказал качок, глядя на пепельно-серое лицо Лазутина. — Не протягивай руки, а то протянешь ноги. Сдадим по накладной, — он захохотал, допил пиво и выбросил бутылку в раскрытое окно. — В вашем положении, отцы, я бы сидел тихо и не задавал глупых вопросов. Я сказал — приедем, и я вас сдам по накладной. А вы уж там решайте, зачем вас, кто вас и так далее…

Афанасий закованными руками пытался растормошить Николая, с закрытыми глазами качающегося в разные стороны на сиденье.

— Хоть бы помощь оказали человеку, — ругался Афанасий. — Недоноски.

— Закрой сифон, — грозно прикрикнул на него качок. — Будешь травить баланду — успокою минут на сто. — Он показал Афанасию увесистый кулак.

Скоро очнулся и Николай. Увидев и себя, и друзей в наручниках, понял, в чём дело.

— Не зря письмо пришло, — сказал он.

Друзья поняли, что он имел в в иду.

— Этот шибздик провёл нас, — сказал Афанасий, вспомнив худосочного парня, который упрашивал Лазутина посмотреть машину. — Это я виноват. Не встрень я в разговор, Константиныч не поехал бы помогать.

— Ну и сучонок, — в сердцах сказал Владимир Константинович, редко пользовавшийся грубыми словами. — Дядянька, я зелёный, помоги тачку толкануть, — передразнил он парня.

— Накололись, а теперь ищут виноватых, — ухмыльнулся качок,

— Дай воды, — попросил Владимир Константинович у качка. — Пить хочется.

— Имидж ничто, жажда всё, — рассмеялся Хрюн, показывая редкие мелкие зубы.

— Не дай себе засохнуть, — поддержал напарника качок словами из рекламного ролика и протянул Лазутину бутылку с бесцветной жидкостью.

Лазутин взял её и отвинтил пробку. Тут же с негодованием бросил её в качка. Тот поймал бутылку на лету, но забрызгался. Запахло бензином.

— Ты что ж, сучара, делаешь. — Он влепил оплеуху Лазутину.

На помощь товарищу хотели броситься Афанасий с Николаем, но наручники, зацепленные за дужку сидений, им не дали.

Качок быстро остыл. Он подобрал на полу пробку, завинтил её, положил бутылку в кармашек чехла сиденья.

— Пить захотел, — качок раздул ноздри. — Приедешь на место, будет тебе и кофэ, и шампаньское. — Он громко загоготал от своей, как ему казалось, шутки, вспомнив советское кино.

Афанасий обозвал их некоторыми словами, которых не терпит бумага, и качок тут же пригрозил, что если они будут базлать, он вотрёт им по первое число.

Дуровцы замолчали.

Около небольшой продуктовой палатки шофёр остановился.

— Надо бы горло промочить, — сказал он. — Да и живот подвело. С утра не жрамши…

— Хрюн, слетай по-рыхлому, возьми какого закусона и птичьей водички, — распорядился качок, услышав слова шофёра. — Купи и этим оболтусам, — он кивнул на дуровцев, — бутылку минеральной. Не обеднеем.

Его напарник, выкинув в проход длинные сухие ноги, открыл дверцу и, смотря по сторонам, перебежал дорогу. Минут через десять вернулся, держа в руке полиэтиленовый пакет.

— Трогай! — сказал он шофёру.

Они выехали за пределы посёлка и остановились на обочине в редком мелколесье. Качок бросил бутылку «Кашинской» Афанасию:

— Промочи горло, вахмистр беззвёздный, и дай своим.

Жмых переместился в салон и все трое разлили водку поровну, выпили и закусили бутербродами с колбасой, тут же нарезанной.

От запаха колбасы дуровцев затошнило, слюна забила рот. Афанасий отвернулся, чтобы не видеть, как троица поедает хлеб с колбасой.

Наступали сумерки. Дорога затягивалась темнотой, а бандиты не спешили заводить машину. Положив голову на спинку кресла, Николай заснул, если можно было назвать сном дремоту или забытьё, которое прерывалось всякий раз от хохота или громкого вскрика конвоиров.

Афанасий размышлял, кто такие свирепые их конвоиры. Он сопоставил события, произошедшие за последние сутки, но ни к какому выводу не пришёл. Тревожась догадками, он спросил, обращаясь к качку, как главному из забубённой компании:

— Слушай, пахан! Может, объяснишь, за что нас повязали?

«Пахан», наевшись колбасы и пропустив стакан водки, заметно подобрел. Его глаза глядели не так остервенело, лицо потеряло брезгливую ухмылку, упитанное тело расслабилось.

Он поковырял зубочисткой во рту, не отрываясь, глядя на Афанасия. Сплюнул на пол. Откинувшись на спинку кресла и убрав зубочистку в пенальчик, ответил:

— Мы выполнили заказ.

— Какой заказ?

— Кому-то вы дорогу переехали.

— Может, вы ошиблись номером?

— Не бойся. Не перепутали.

— Кто же заказал нас?

— Ваньку-то не валяй. Так я тебе всё и разбубонил. Сдадим на руки, там и выясняй.

Качок отвернулся, давая понять, что дальше разговор вести он не намерен, встал с кресла и открыл дверь салона, пробормотав, что у него закипает радиатор. Справив нужду, закрыл дверь и уселся на прежнее место.

Простояли примерно ещё с час. Когда совсем стемнело, качок дал команду двигаться дальше. Афанасий глядел в окно, стараясь увидеть какие-либо приметные ориентиры дороги, но за стеклом нельзя было что-либо различить, и он оставил бесполезное занятие. Машину почти не покачивало, и можно было определить, что они едут по ровной асфальтированной дороге.