Леонгард Франк - Избранное. В 2 т. Т. 1

Отец Иоанна писал в своей газете: «Отношения между Россией и Америкой за два «мирных» года стали настолько напряженными, что даже самые осторожные газеты за рубежом уже сегодня считают войну неизбежной. Весь мир опять — но только при полной перегруппировке сил — поделился на два лагеря, с Германией посредине. Распался на два лагеря и немецкий народ. Промышленники Рура, юнкерское сословие и крупные банкиры, давно уже породнившиеся семьями и искони составлявшие единый блок, который в 1933 году толкал и поднимал Гитлера к власти, делают ставку на войну; по расчетам этих господ, война должна экономически и политически поставить их у власти — прежде всего в собственной стране, где чуть ли не каждый второй встречный — соучастник и нацист, все свои надежды возлагающий на войну. Им противостоит германский рабочий класс, которому нужна не война, а социализм и миролюбивая Германия».

В конце сентября Христиан Шарф получил письмо, которое он тут же зачитал своему отряду. Бывший эсэсовец майор Блюм через своих курьеров разослал этот циркуляр всем руководителям гитлеровской молодежи.

«Поворот мировой политики в пользу Германии — совершившийся факт, — гласило письмо. («Он имеет в виду блок против России», — с торжеством заметил от себя Шарф.) До последующих распоряжений ваше дело — соблюдать спокойствие; державы-победительницы сами из кожи лезут вон, чтобы выручить национал-социалистское движение, и всякая провокация с нашей стороны была бы медвежьей услугой этой баснословно благоприятной для нас политике. А пока что закаляйтесь духом и телом, вербуйте новых сторонников и во всех отношениях «Готовьтесь к великому дню!»

Отряд Шарфа соблюдал спокойствие; Петр мог уже не бояться, что его убьют. Такие мелочи не входили больше в программу нацистов. Шарф основал для своего отряда общество тяжелоатлетов «САмсон». Те, кто знал, что к чему, называли его между собой без всяких околичностей — СА.

На берегу Майна, между окраиной города и выгоном, находилось огороженное балками обширное поле, в прошлом — скотопрогонный рынок, на котором окрестные селяне продавали торговцам свой скот. Отряд Шарфа превратил этот участок в свое учебное поле. Круглые деревянные палки заменяли им ружья. Здесь маршировали, приседали, ложились на землю, шли в атаку — на удивление восторженным зрителям, среди которых с каждым днем находилось все больше охотников вступить в общество тяжелоатлетов «САмсон».

Ученики были приняты в организацию социалистической молодежи на массовом митинге под председательством отца Иоанна. В своей речи он доказывал, что только система социалистического планирования может привести к созданию здоровой, демократической и миролюбивой Германии.

После митинга, происходившего в воскресенье днем, ученики гурьбой отправились в монастырский подвал. Наверху уже шла служба. Как всегда, они уселись полукругом перед изувеченным Христом, который стоял в углу, озаренный светом двух свечей. Помолчали положенную по уставу минуту. Настроение у мальчиков было приподнятое, хотя они и делали вид, будто все, что по-настоящему волновало и занимало их на прежних заседаниях, сегодня лишь игра. Петр обратился к ним с речью:

— Мы, ученики Иисуса, заступники справедливости, берем у богатых, у которых все есть, и отдаем бедным, у которых ничего нет… Объявляю заседание открытым. — Он горестно улыбнулся. — Это наше последнее заседание. На мне лежит печальная обязанность сегодня же распустить Тайное общество учеников Иисуса.

Торжественность, с какой говорил Петр, очевидно, пришлась Ужу по вкусу. Он с удовольствием пожимался и поводил плечами, словно чувствуя во всем теле приятную истому. Глаза Катарины расширились. Иоанн со спокойным удовлетворением откинулся на спинку скамьи, точно старый социал-демократ, чье предложение принято единогласно. Ученый с серьезным видом оглядывал лица товарищей. Все взоры были обращены на Петра.

Он продолжал:

— Мы-то думали, что поступаем как настоящие социалисты. Теперь мы стали умнее… Но пусть мы ошибались — каждый из нас видел в этом свой долг.

— Ничего не ошибались, — возразил ему Уж. — У жирных боровов было всего много, а те, что кормились ботвой да очистками, без нас и вовсе бы оголодали.

Петр невольно кивнул в ответ.

— Как бы там ни было, это было прекрасно и прощание всем нам тяжело. Но мы уже не дети. Мы теперь члены организации социалистической молодежи…

Ученый оттопырил губы:

— Левое крыло.

— …и перед нами великая задача. — Петр перевел дух. — Будут ли у уважаемых учеников какие-либо добавления или возражения?..

— Go ahead, [31] Валяй (англ.). Петр!

Петр выдержал паузу и потом сказал с чуть высокомерной и нежной улыбкой, точно взрослый, вспоминающий свои мальчишеские проделки:

— Итак, объявляю Тайное общество учеников Иисуса распущенным.

Мальчики неохотно поднялись. Все кончилось слишком быстро. Мышонок погладил свой хохолок, чувствуя, как он приятно ершится под ребром его ладони, и внимательно огляделся по сторонам. Но в подвале не оставалось уже ничего стоящего, что можно было бы взять с собой. Тогда он задул обе свечи и спрятал в карман огарки, они пригодятся для освещения его пузатой опочивальни.

В подвале наступила кромешная тьма. В последний раз поднялись ученики по тридцати истертым ступеням. Сын причетника запер низкую дубовую дверь. На покинутых могилах монастырского кладбища еще медлил отсвет вечерней зари.

Мальчики спустились с набережной и пошли по берегу реки. Возле ввинченного в камень железного кольца, к которому рыбак Крейцхюгель уже тридцать лет привязывал свою лодку, они остановились. Сынишка причетника протянул Петру увесистый ключ.

Петр зашвырнул его далеко в воду и сказал серьезно:

— Заметьте себе это место. Здесь, у этого кольца, мы с вами встретимся ровно через десять лет. Сегодня пятое октября 1947 года. Я вношу предложение, чтобы пятого октября 1957 года мы достали ключ со дна. А потом спустимся в подвал и проведем заседание… Что-то будет с нами через десять лет?

Катарина просунула руку под локоть Ужа, прижалась к нему плечом и облизнула губы.

— Что будет через десять лет в Германии и во всем мире?.. Никто не знает.

Они пошли дальше. Надвигались сумерки. В четырех углах огороженного балками поля горели сигнальные огни. Отряд Шарфа проводил строевые занятия, вскинув на плечо деревянные палки вместо ружей. Их было уже девяносто человек, тяжелоатлетов СА. Все в белых фуфайках и коротких белых трусах. В свете сигнальных огней отряд развернулся на месте, взял на караул и застыл, растянувшись длинной шеренгой. Ученики остановились перед деревянным барьером. Никто не шевелился, стояла тишина.