Дженни Хан - Око за око

Рив крепко притягивает меня к себе. Я пытаюсь его оттолкнуть, создать пространство между нами, но он прижимается еще сильнее. Я смотрю ему в глаза. Его зрачки полностью расширены, он насквозь вспотел.

– Я голосовал за тебя, – говорит Рив.

Мне кажется, я его не расслышала, потому что он сам на себя непохож. Его голос далеко, как во сне.

– Почему ты так зла со мной, Чоу?

– Это не так, – оправдываюсь я.

Рив тянется к моему лицу, трогает мои волосы, и я отдергиваю голову от его руки.

– Твои волосы такие мягкие, очень-очень мягкие. Черт, не знаю, уместно ли такое говорить.

Рив разворачивает меня лицом к зрителям, и я вижу, что Алекс смотрит на нас из зала. Сжав челюсти, он не отрываясь наблюдает за нами.

Рив продолжает кружить меня, все быстрее и быстрее. Я наконец-то вижу Мэри, стоящую в толпе. Прикусив губу, она обнимает себя руками.

– Мое сердце бьется так быстро! – говорит Рив, тяжело дыша. Легкость ушла из его голоса, и на смену ей пришло нечто более тяжелое и вымученное, несмотря на то что он продолжает улыбаться.

Его сердце действительно сильно бьется, так, что я его слышу, чувствую через пиджак.

Я пытаюсь высвободиться. Глаза Рива слезятся, взгляд расфокусирован. Он меня пугает. Думаю, он даже не понимает, где находится и уж тем более с кем. Он держит меня так крепко, что тяжело дышать. Голова кружится. Я сейчас упаду в обморок, на этот раз по-настоящему.

– Ты расплываешься, – бормочет Рив, ощупывая мое лицо.

– Рив, – говорю я, – прекрати.

– Помнишь, ты спрашивала меня о нас с Ренни? Теперь я хочу спросить тебя. Как насчет вас с Линди? Кто вы друг другу?

– Мы друзья, – отвечаю я и тяжело сглатываю, – не более.

Я жду, что Рив грубо пошутит, как он обычно делает, когда речь заходит о нас с Алексом. Но не в этот раз. Сейчас он дрожащими пальцами приподнимает мой подбородок и целует меня, широко раскрыв рот, мокрыми теплыми губами. Я пытаюсь его оттолкнуть, но он крепко прижимает мой затылок к себе.

Я могу думать только о Ренни.

Она меня убьет.

Я изо всех сил отталкиваю Рива. Он делает пару неуверенных шагов назад, полностью потеряв равновесие, и я боюсь, что он может упасть со сцены. Диджей убавляет звук, и все в спортзале замолкают. Рив трясет головой, как будто пытается прийти в себя. Он снова направляется ко мне, но его руки и ноги, похоже, не слушаются приказов мозга.

– О нет! – стонет он.

Рив смотрит в толпу, как будто ищет кого-то, и подходит к краю сцены.

– Прости, – говорит он, закрывая рукой глаза от прожекторов. – Прости, Алекс.

Внезапно все тело Рива напрягается, краска сходит с его лица, и он тихо шепчет:

– Большое Яблоко!

Большое Яблоко. Большое Яблоко. Большое Яблоко. Неважно, насколько хорошо я сегодня выгляжу. Можно намазать свинью помадой, но она все равно останется свиньей. Я – Большое Яблоко.

Я всегда буду Большим Яблоком.

На мне красивое вечернее платье, я вижу его своими глазами, но оно ощущается совсем иначе: как тяжелые, намокшие джинсы и грязная, покрытая гравием футболка. Я трогаю свои руки, потираю ладони. Руки выглядят нормально, но кожа кажется натянутой и тугой, как будто внутри я раздуваюсь до того веса, какой был у меня в двенадцать лет.

Внезапно все электричество в спортзале направляется на меня, как будто ко мне ведут сотни ручейков бензина, и кто-то зажег спичку. Любой, кто до меня дотронется, сгорит заживо. Шепот толпы перекрывается гудением электрических потоков. Лампы на потолке, удлинители и провода, тянущиеся к пульту диджея, сердцебиение стоящих вокруг меня людей – все это притягивается ко мне. Я магнит. Трясущимися руками я убираю волосы с лица. Каждый волосок – оголенный провод.

Он ошарашенно смотрит на меня, с недоверием, с отвращением. Я закрываю глаза, но свет слишком яркий. Во мне не остается ничего, кроме обжигающего белого света, который рвется наружу.

Открыв глаза, я вижу только искры.

Каждая лампочка в спортзале лопается одновременно, и все на секунду погружается во тьму. Затем с потолка начинают сыпаться крошечные осколки стекла, желтые искры парят, как сотни светлячков. Из музыкальных колонок вырывается оглушительный скрип. Все кричат и бегут в укрытие. Повсюду короткое замыкание.

– Лилия!

Алекс пробирается через толпу к краю сцены. Он пытается добраться до меня.

Я почти добегаю до лестницы, когда вспоминаю о Риве. Он стоит на краю сцены и смотрит перед собой, трясясь всем телом.

Я возвращаюсь к нему.

– Идем! Надо убираться отсюда!

Я крепко хватаю Рива за лацканы пиджака и пытаюсь отодвинуть его с края сцены. Несмотря на то что я стою прямо перед ним, он меня не видит. Он где-то далеко. Я вижу это по его безжизненному, расфокусированному взгляду. Он высвобождается из моей хватки.

А потом я понимаю: у него судороги.

Он трясется сильнее и сильнее, так яростно, что я не могу его удержать.

– Хватит! – кричу я, падая на колени.

Рив валится со сцены на пол в бесформенную кучу. Его тело перекошено, нога неестественно подогнута. Он совсем не двигается, даже не моргает.

Кто-то громко кричит, затмевая все остальные голоса и звуки, так громко, что я не слышу ничего, кроме этого крика.

Сначала я даже не понимаю, что это. Этот звук – он настолько оглушительный и пронзительный, что мне приходится прикрыть уши. Но я все равно его слышу. Звук такой громкий, как будто он у меня в голове.

Потом я понимаю: это Мэри. Наша тихая, скромная Мэри кричит так сильно, что ушам больно. Я кручусь на месте, пытаясь ее найти, но в зале слишком темно и очень много народа.

Начинается паника. Девчонки визжат, парни кричат, а учителя умоляют всех сохранять спокойствие и направляться к ближайшему выходу. Я тяжело дышу, пробираясь через толпу, и размахиваю локтями, пытаясь добраться до двери. Под моими ботинками трещат осколки стекла. В спортзале пахнет гарью, от лопнувших лампочек летят искры.

Почти у выхода я оборачиваюсь и вижу Лилию. Она стоит на коленях на краю сцены и смотрит вниз.

– Вызовите скорую! – кричит она снова и снова.

Наконец-то я выбираюсь наружу и делаю большой глоток воздуха. Он кажется резким и холодным. Те, кто выбежал раньше меня, обнимают друг друга и звонят по телефону. Сирена скорой помощи раздается все ближе и ближе.

Лишь тогда я чувствую покалывание на лбу, прямо по линии волос. Я осторожно дотрагиваюсь до лица и ощущаю что-то жидкое и теплое. Кончики пальцев становятся красными. Разлетевшиеся осколки стекла. Дело не только в Риве. Другие тоже могли пострадать, и сильно.

С Лилией вроде все было хорошо, но я еще не видела Мэри. Горло сжимается – я понимаю, что она могла застрять в спортзале.