Николай Коняев - Пригород

— Почему не верю? — уклончиво отвечал Бачилла. — В партизанах несладко, сам знаю. Только я про другое сказать хочу. Всякое в войну с некоторыми случалось… Особенно с теми, кто не на фронте воевал…

И он уставился, чтобы не смотреть на Лапицкого, в пустоту заводского поля.

Весь день сегодня таяло, и сейчас от сырости, скопившейся в воздухе, пространство заводского поля подернулось дымкой, в которой вокруг здания Промышленной станции сгустками дыма и сумерек двигалось что-то неясное, неотчетливое…

Сбившись с бешеного намета, закружились о н и по кругу, а потом снова, выстраиваясь в цепочку, помчались по улочке мимо литейки как раз к сборочному корпусу.

— Хана теперь этим… — тихо проговорил Андрей, и действительно, дикий крик, а за ним оглушительный, словно содрогалась земля, топот донесся от сборки… Там тоже заметили опасность.

Это была охота.

Ромашов никогда не охотился, но сразу догадался, кака́я это охота. Они гнали дефективных по кругу, махами шли по бокам, направляя движение. На отставших сразу набрасывались, но это не мешало погоне. Обежав склады, дефективные возникли в прямом переулке, упирающемся в литейку. Вот уже можно различить искаженные, но и в искаженности жутковато неподвижные лица. Дефективные даже не пищали, всю силу, все дыхание вкладывали в изнуряющий, выжигающий нутро бег.

Было так тихо, что, когда лязгнул ломик, который схватил Ромашов, Термометр сразу обернулся.

— Ты что?! — закричал он. — Если подохнуть хочешь, то подыхай! Только нас не тяни за собой.

Ромашов оттолкнул Термометра, и тот упал на кучу отливок. Серебристый звон обрушился за спиной, но Ромашов не оборачивался. С ломиком шагнул наперерез страшной охоте. Со всего размаха ударил по голове ближнего преследователя, и тот, жалобно мяукнув, отлетел в сторону. Остальные сбились с намета и зашипели, обтекая Ромашова по дуге.

— Бегите! — закричал Ромашов. — В литейку! Ну!

Дефективные не могли понять его, но бежать было некуда, и они устремились в распахнувшиеся ворота цеха. И так получилось, что Ромашов, чтобы не упасть, отступил на шаг, еще на один и вот, чтобы его не затоптали сотнями ног, тоже побежал. Ломик уже давно выбили из рук, и Ромашов бежал сейчас такой же, как все, и так же, как все. Его толкали, ему загораживали путь, он сам толкал кого-то, кому-то загораживал путь и вместе со всеми бежал по проходу, в конце которого уже растекалась шипящая дуга.

Боковым зрением Ромашов видел, как, напружинившись, бросаются э т и твари на добычу. Вот ощерившаяся морда промелькнула совсем рядом, но гибель миновала Ромашова, тварь вцепилась в бегущего рядом с Ромашовым дефективного и на спине несчастного вымчала из толпы.

Пот заливал глаза, но — странно! — именно в этом движении, на которое уходили все силы, все дыхание, и начал Ромашов различать лица тех, кто бежал рядом. Страдание очеловечило, выправило искаженные черты лиц, глаза стали осмысленными, а с губ то и дело срывалось что-то похожее на слова, но невозможно было разобрать их в этом изнурительном беге.

Теперь Ромашов бежал по самому краю и видел, ясно видел тварь, которая выбрала именно его. Вот животное уже напружинилось, зеленоватые глаза столкнулись с глазами Ромашова, медлить было нельзя, еще секунда…

— Лестница! — дико закричал сверху Андрей. — Хватайся быстрее! Ну!

Если бы не этот крик, а следом — беспорядочная матерщина Термометра, Ромашов проскочил бы мимо, но крик спас его. Он вскинул вверх голову и, увидев свисающий обрубок лестницы, подпрыгнул. Ухватился за нижнюю ступеньку и сразу поджался весь…

Погоня промчалась внизу и скрылась за воротами цеха…

Как и договаривались, в пять часов вечера Мальков зашел к Фролу в столовую похлебать супа из голубей.

Фрол, правда, испугался есть голубей и приказал поварихе отварить цыплят, но все равно это были как бы голуби.

Вместе с Карапетом Фрол вытащил из кухни кастрюлю, а потом, чуть помедлив для пущей торжественности, водрузил на стол поллитровку.

— Этого-то, — посмотрев на бутылку, проговорил Мальков, — не надо бы…

Впрочем, голос его прозвучал не слишком решительно.

— Ничего… — сказал Фрол, ловко сдирая зубами пробку. — После работы маленько можно.

Фрол сейчас угощал всю компанию, и радушие так и сочилось из него.

— А ничего голуби-то… — обсасывая цыплячью косточку, сказал он. — Сладенькие…

— Сколько мы этих голубей в войну поели… — чуть ощерившись в улыбке, пробормотал Мальков. — Тогда ими не брезговали. Только не было их нигде.

Он сидел за столиком — сухой, с глубокими морщинами на узком лице, — смотрел на синеватые цыплячьи тушки и вспоминал о чем-то своем, навсегда оставшемся на войне…

В сорок первом году, отступая почти от западной границы, Мальков прорывался на танке сквозь этот, уже занятый немцами город. Трое почерневших от усталости и злобы парней расстреляли прямо на улицах весь боезапас, а когда заглох мотор, подорвали танк и, рассыпавшись, пытались прорваться на восток через дражненские сады. Уйти удалось только одному…

Раненого лейтенанта Малькова спрятали родители девушки, которая стала потом его женой. Сейчас в шестидесятилетней сухопарой женщине не узнать было юную красавицу, но тогда в партизанском отряде об их любви сочинили песню.

В том же сорок первом, только уже поздней осенью, немцы повесили родителей жены в городском сквере, а он и она, такие молодые и отчаянные, не расставаясь, воевали до самой победы.

Три года назад про семью Мальковых сняли фильм.

Фрол посмотрел этот фильм по телевизору полгода назад и до сих пор не мог смириться с мыслью, что хмурый и желчный отставник, жена которого ежедневно забирает в столовой объедки, герой. Маслянисто поблескивая щеками, Фрол обсасывал сейчас куриные косточки и исподлобья разглядывал начальника охраны.

— Еще по одной? — спросил Карапет, и Фрол кивнул, не отрывая глаз от Малькова, а тот чуть ощерился некрасивой улыбкой и молча подвинул свой стакан.

— Ну так что? — спросил у него Фрол, усмехаясь. — Унитаз-то уже заменили в караулке?

Фрол намекал на недавнее происшествие, над которым до сих пор потешался завод. Кассиршу, получавшую в банке деньги, сопровождал вооруженный пистолетом охранник. Ничего особенного по дороге не произошло, никто не покушался на ограбление, но когда уже прибыли на завод, охранник заспешил в туалет по большому делу. Там-то и выстрелил его пистолет, хотя охранник божился, что даже не расстегивал кобуры. Пулей разнесло весь унитаз.

— Заменили… — поморщившись, коротко ответил Мальков. Отщипнул от буханки подгорелую корочку и сунул в рот.