Николай Коняев - Пригород

— Ты закусывай… — Фрол подвинул к нему тарелку с нарезанной копченой колбасой. — Теперь без закуса на работе пить — последнее дело.

Благодушие и снисходительность звучали в голосе Фрола так явно, что Мальков снова поморщился и, как бы отстраняясь от стола с выпивкой, откинулся на спинку стула, принялся ковыряться пальцем в заросшем волосами ухе. Ухо, простуженное еще на войне, сегодня опять побаливало.

Лоснящийся от собственного радушия Фрол не заметил перемены в настроении отставного полковника, а Карапет — хлопотун и страдатель за людей — сразу почувствовал неловкость.

— Интересно как! — попытался он шуткой разрядить напряжение. — Вот летали голуби, а сейчас они в супу курицами плавают. Умеешь ты, Фрол, устраиваться.

Фрол самодовольно ухмыльнулся.

— Умно́ жить надо! — изрек он. — Умный человек, Тимоха, завсегда все на пользу себе повернет. Ну, понятное дело, знакомства для этого иметь приходится кой-какие, блат. Но запомни: у умного человека всегда и блат в запасе имеется, и знакомства. Ты — мне, я — тебе… И тогда ничего. Тогда пристроиться везде можно, чтобы и переутомления не было, и чтобы этих… — Фрол пошевелил пальцами, — мани-мани хватало…

— Работать надо, вот и будут тебе мани-мани… — пробурчал Мальков.

— Работать?! — Фрол захохотал. — Не, отец… Какие-то устаревшие у тебя представления о жизни. Не то сейчас время. Ни работой, ни старанием ничего теперь не достигнешь. Сейчас главное пристроиться так, чтобы все само в руки плыло.

— Сосунок ты! — покосившись на недопитую бутылку, проговорил Мальков. — Еще небось с родителей тянешь, а туда же, рассуждаешь… Время… Все вы такие.

— Ну, это кто как умеет… — спокойно сказал Фрол. — Некоторые, конечно, и родителей эксплуатируют, а некоторые, как я, например, сами в жизни устраиваются…

— Устраиваются… — передразнил его Мальков. — Вот только устраиваться вы и научились. Не-е… — он тряхнул головой. — Не, ребята… Мы не такими в ваши годы были.

Фрол благодушно улыбнулся. Развалившись на стуле, он ковырялся спичкой в крепких зубах, доставая застрявшие в них волокна мяса.

— Не расходись! — попросил он. — Чего нам ругаться? Я уважаю тебя. Как настоящего мужика уважаю. А что танк у тебя был, ну и что? Ну и пускай был! Что ты думаешь, я твой танк измарать хочу? Зачем?! Да ты мне с танком, если хочешь знать, еще больше нравишься.

И он потянулся к бутылке, чтобы разлить остатки водки.

Ожесточение внезапно пропало в Малькове.

Он смотрел на прозрачную струйку льющейся водки и чувствовал, как сероватой, тоскливой тяжестью наваливается на него бессилие. Он сжал ладонью узкое, морщинистое лицо.

— Всё оболгали! — глуховато проговорил он. — И танк оболгали, и время наше! Всё… Такие, как вы, и оболгали!

Махнул рукою и, ссутулившись, встал.

Но Фрол и тут не рассердился.

— Полечка! — крикнул он в сторону кухни. — Налей помоев Малькову! Там, у плиты, бидоны стоят!

Мальков уже из дверей оглянулся, но ничего не сказал, только ссутулился еще сильнее и, хлопнув дверью, вышел.

— Зря ты так… — отводя глаза, проговорил Карапет.

— Ничего… — Фрол усмехнулся. — Он не обиделся. Не бойся. Сегодня попсихует маленько, а завтра сам же и прибежит, как миленький. Куда он со своими кабанами от меня денется?

— Все равно жалко… — Карапет отодвинул от себя тарелку. — Как-то не так все получается…

— Это ты про кого? — Фрол явно пытался разозлить Карапета. — Про курей, что ли? Так ведь сам ел и нахваливал…

— При чем тут куры? — рассердился Карапет. — Я, может быть, про себя говорю.

— А-а! Ну уж тут — извини. Про себя ты сам думай.

— А я не умею… — покаянно признался Карапет. — Совсем не умею про себя думать.

Очень хотелось Фролу разозлить Карапета, но сейчас он разозлился сам.

— Ну и дурак, если не умеешь! — он вытащил из коробка новую спичку и снова принялся ковыряться в зубах.

— Наверно, дурак… — безнадежно согласился Карапет. — Мне все друзья так говорят, да я и сам понимаю… Только поделать с собой ничего не могу…

И, захлебываясь, путаясь в словах, рассказал Фролу про свою нехитрую, Карапетову, жизнь. Рассказал, как влюбился в Варю, которую сам же и познакомил с Андреем, а тот… — тут голос Карапета предательски задрожал, — уже сделал ей предложение, и никогда больше не будет у Карапета такой девушки…

Откровенность Карапета несколько озадачила Фрола. Хотя и не числил его Фрол среди друзей, но иногда возникала надобность в Карапете, а кроме того, кому не польстит, когда спрашивают у тебя, как жить. Ведь если к тебе обращаются за таким советом, то не может быть, чтобы ты жил неправильно. Кто же просит совета у неудачника?

— Ну, ладно-ладно… — снисходительно сказал Фрол. — Ты не психуй. Сейчас придумаем что-нибудь…

И, погружаясь в размышления, он сдвинул густые брови.

Обнадеженный Карапет молча ждал.

— Придумал! — объявил Фрол, самодовольно улыбаясь. — Поллитру потом не забудь поставить. Значит, так. Ты наври ей, что родители тебе квартиру кооперативную купить обещают…

— А зачем врать? — простодушно сказал Карапет. — У матери с отцом уже и деньги мне на квартиру отложены. Только очередь еще не подошла.

— Ну тем более! — хлопнул его по плечу Фрол. — Вот ты и расскажи ей об этом. Если она не дура, то сразу сообразит, что в своей квартире даже с тобой лучше жить, чем с этим уголовником в общаге.

— Не… — Карапет помотал головой. — Не. Такого я ей не смогу сказать.

— Ну не скажешь, так напиши! — Фрол посмотрел на часы и встал. Он ждал Сергеевну. Теща должна была принести из дражненского гастронома яйца, которыми собирались они заменить копченую колбасу в бесплатных обедах для ночной смены.

— Напиши-напиши! — Фрол подтолкнул Карапета к выходу. — И не откладывай. Сейчас и напиши! Не дрейфь, главное. За свое счастье, парень, кусаться надо.

Фрол ушел упаковывать копченую колбасу, которую привезли для ночной смены, а Карапет спустился к себе в карное, где и уселся писать письмо.

Озираясь, брел Карапет по складу.

Варя дежурила где-то здесь, но на складе было пусто, только кот молочно-серый, как пар из лопнувшей трубы, беззвучно крался за ящиками.

Вари не было, и Карапету стало страшно. Он бросился к рамке. Возле выхода, прижатый к стене раздавленной коробкой, колотился на сквозняке, скользко блестел обрывок полиэтилена. Карапет запомнил и этот полиэтилен — все сейчас казалось ему одинаково значительным и важным.

Но Вари не было и на рамке.

Карапет вбежал назад в цех.

Наконец, за поддонами шестеренок, тускло поблескивающих смазкой, мелькнуло ее лицо, и Карапет: «Варя, ты здесь, да?!» — окликнул ее.

— А я… — голос его пресекся, — я… Я ищу тебя везде…