Жужа Тури - Под одной крышей

Дверь со скрипом закрылась, и наступила тягостная тишина.

Машинально сложив наволочку, Мари торопливо поставила утюг на круглое мокрое пятно: одна слеза, а как расползлась. Судорожно заглатывала она подступавшие слезы, из горла вырывались сдерживаемые, похожие на стон рыдания. «Блаженная!» — эхом отдавалось у нее в ушах. «Надо бы заставить себя думать о чем-нибудь другом, а то Луйза расстроится, увидев мои заплаканные глаза. Лучше бы я совсем не открывала рта, тогда Луйзе не пришлось бы бросать такие слова, в которых она потом сама будет раскаиваться. Главное сейчас — думать о том, как Луйза всегда была добра ко мне, что бы сталось со мной, если бы не Луйза?» Как бы там ни было, но слово «блаженная» в устах Луйзы причинило ей больше боли, чем хлесткие пощечины, которые давала ей когда-то сестра Кати. И тем не менее Луйза права, до чего же смешным выглядит ее безудержное ликование. И черная юбка тоже… Машинально взялась она за стирку, вымыла голову, сделала привычные хозяйственные дела… Не удивительно, что сестра, которая пеклась о ее судьбе, вышла из себя — это был крик души.

Утюг забегал по клетчатому запятнанному платку Лаци. Масло не отстирывалось. Лаци следовало бы поаккуратнее обращаться со своими вещами. Все у него грязное, засаленное. А почему? Ведь он жестянщик и водопроводчик. Луйзе впору хоть каждый день стирать на него. Сколько ему ни говори, он, знай, отмалчивается и нисколечко не обижается, даже…

Открылась дверь, вошла Луйза со скомканным бельем, с рваными рубашками, посеревшей постельной накидкой, старыми носками.

— Все надо штопать и латать, — сказала она и посмотрела на Мари испытующим взглядом. На лице Луйзы не было ни тени улыбки, пожалуй, это старило ее, резче обозначались глубокие морщины на лбу. — Откладывала эту работу со дня на день, но теперь, когда ты все делаешь за меня, займусь ею наконец, тут тепло возле печки, уютно…

— Я, право… причиняю тебе одни огорчения.

Луйза, словно не слышала ее слов, положила белье на край стола, повернулась к окну и, прищурившись, вдела нитку в иглу. Затем уселась поближе к огню.

— Не убирай гладильную доску, это тоже надо будет погладить. Леплю заплату на заплату, все изнашивается, а новое еще не известно, когда удастся купить.

— Сюда бы мою швейную машину, в два счета бы все перешила.

— Я больше люблю руками.

Мари пошла в комнату, в ящике стоявшего у окна столика принялась искать иголку и наперсток. Обшитая красным плюшем коробка! На крышке мелкие ракушки, плюш немного пообтерся, но еще красивый: такие коробки продавали в Пецеле на ярмарке, и вот Луйза сберегла свою. Мари стремительно влетела обратно на кухню, с души ее словно свалился тяжкий груз, все ее невзгоды как рукой сняло. «Блаженная… подумаешь какое дело! Я, видите ли, обиделась за это на Луйзу, которая, по существу, заменила мне мать… она свободно могла бы отодрать меня за уши. Хорошо еще, что я не разревелась, только этого не хватало». Она уселась за кухонный стол и с видом знатока стала осматривать на свет серую заплатанную простыню, расправила ее на коленях.

— Где взять лоскут на заплатку? — Она подняла глаза и удивилась: — Ты в очках?

— Это старые очки Лаци. В них я лучше вижу, — не прерывая работы, ответила Луйза. — Весной в такие предвечерние часы я обычно выхожу во двор, там все-таки больше воздуха. Вынесу стул, столик; иногда мы с Лаци играем в карты, он любит в подкидного. По крайней мере не шляется с дружками, а то жди его до полуночи. Буду тебя звать со второго этажа, вынесем еще один стул, приятно во дворе под вечер, когда закрывают магазины.

Мари проворно делала стежки, поблескивая кроткими глазами.

— В апреле вечера уже теплые, — сказала она.

— Конечно, — кивнула Луйза. — Неплохая там комнатка возле кухни, светлая, после обеда заглядывает солнце. Поживешь там пока одна, потому что две кровати не поместятся. Трещины на стене Лаци заделает. Хорошо, что ты сразу дала понять господину Пинтеру, что тебе нужна комната, и то, что поблагодарила, тоже хорошо, а не то отдал бы ее кому-нибудь другому.

— Я очень обрадовалась, что именно здесь, в одном доме…

— Все будет хорошо. Пока подыщешь работу, будем вместе готовить.

И Луйза тут же заговорила о другом: мебель, которая не поместится в комнатке Мари, поставят здесь, на кухне: возможно, к тому времени всем своим печкам Лаци найдет покупателей. А когда Вайтаи освободят лакейскую, все можно будет перенести туда и до возвращения Винце расставить. Он тоже невесть что подумает, увидев полуразрушенную конуру в Буде и не найдя там своей жены. Зато какой огромной будет его радость, когда он узнает, что в Пеште его ждет уютная коммунальная квартира! И Луйза громко засмеялась. Чего только не придет в голову. Что, если и в самом деле им повесить на двери табличку: «Вайтаи и К°». Мари тоже от души рассмеялась, положила на колени шитье, хохоча, запрокинула голову назад, дернулась было, чтобы поднести руку к губам, но, к счастью, иголка помешала, а то Луйза опять разозлилась бы. Перестав смеяться, она вздохнула:

— Только бы господин Пинтер устроил.

— Не волнуйся, устроит, если я попрошу. Он неплохой человек, только нудный и мнительный очень. Выслуживается перед Вайтаи, но делает это не только в их интересах. Нам тоже добра желает.

— Устроит? А ты когда поговоришь с ним?

— Он скоро придет.

На следующий день рано утром трижды прозвенел звонок: это Пинтеру-старшему не терпелось поскорее войти. Он только что из управления, куда ходил насчет общественных работ, а заодно повидался со своим знакомым в жилищном отделе. Там черт знает что творится, в коридоре ожидает длинная очередь посетителей, но, к счастью, он встретил того знакомого и обо всем с ним переговорил. Он тоже советует быстрее подать заявление, так как в пустые квартиры люди въезжают самовольно и потом их даже с полицией не выселить оттуда. Квартира в центре города, каждый сочтет за счастье получить ее. Конечно, за Мари формально будет числиться одна из больших комнат с окнами на улицу, а фактически жить она будет в одной из комнат, окна которых выходят во двор. Там ей будет лучше одной, спокойнее. Да и зачем молодой одинокой женщине такая большая комната?

— Да, конечно, — согласилась Мари, затем испуганно посмотрела на сестру.

— Не понимаю, почему вы, господин Пинтер, настойчиво подчеркиваете это? — сказала Луйза и посмотрела прямо в глаза уполномоченному по дому.

— Хочу внести полную ясность, — ответил Пинтер, — дабы избежать всяких недоразумений. Чтобы никто не упрекнул меня потом и не предъявлял требований: мол, то ему полагается да сё.

— Что ж, я тоже люблю ясность. Вы, господин Пинтер, защищаете интересы Вайтаи, а я — своей сестры, и не считайте меня дурочкой. — И Луйза, подняв руку, дала Пинтеру понять, чтобы он помолчал. — Мы не просили комнаты. Вы сами предложили ее нам. Значит, так: Мари получит разрешение, переедет в комнату для прислуги, а когда вернется ее муж, они займут лакейскую, так я поняла вас, господин Пинтер?