Владимир Шаров - Царство Агамемнона

«Еще одна проблема, – сказал отец, – барахла много, на себе всё не утащим, а и утащим – вида не будет. А без вида никто дверь не откроет. Ряса, крест – и то, и то у меня хорошее, и бумаги такие, что везде примут как дорогих гостей, но для представительства нужна машина и нужен шофер».

Петёк : «Шофер есть, я армию отслужил механиком-водителем, баранку крутить умею и, если в дороге поломаемся, тоже справлюсь, починю. А так машина, конечно, дорого стоит, столько денег да еще сразу взять негде. Но машина нужна, ясное дело что нужна; вы это, дядя Коля, правильно понимаете, с машиной другой коленкор.

Все-таки, дядя Коля, и с машиной есть вариант, у директора Пермского цирка их две, обе он с фронта из Германии притаранил. Одна очень хорошая, “Мерседес”, на ней он сам ездит, другая похуже, но тоже ничего, называется “Виллис”. “Виллис”, знаю, он давно хочет продать, но просит дорого: за столько, за сколько просит, у него “Виллис” никто не берет. Но, может, он на размен согласится, скажем, что мы “Виллис” берем у него как бы в рассрочку. Каждый месяц что-то отстегиваем, а через год полный расчет. И ему неплохо, и нас устроит».

Уже на пермском вокзале отец выдал Петьку на расходы всё сполна – на круг девять тысяч рублей, то есть ровно столько, сколько тот запросил, и уговорившись, что через полтора месяца партия будет готова, сказал ему две вещи: «Работать будем не в Пермской епархии, здесь меня многие знают, да и ты быстро примелькаешься. Прямо сейчас я еду в Вятку, за это время всё разузнаю и про батюшек, и в чем нужда, и есть ли деньги. В Вятке тебя и жду. Как уговорились, с товаром и с машиной. Чтобы и тут прошло гладко, на всякий пожарный возьми у себя в Соликамске отпуск. Двух недель нам за глаза хватит.

За две недели товар разойдется, сбудем всё до последнего крестика. Дальше, как ты и хотел, на дно. То же и со следующей партией. И второе: если ты, Петёк, вздумаешь крысятничать, будешь последний фраер. Так я тебя не просто в долю беру, делиться будем пополам, сколько мне – ровно столько и тебе, а если кинешь, пару кусков, конечно, заначишь, а дальше прости-прощай, как тучка в небе: была и нет ее».

На это, – рассказывала Электра, – Петёк, по словам отца, ответил вполне спокойно. Сказал: «Да вы не волнуйтесь, дядя Коля, никого я не кину, может статься, через вас я в натуре опять коммунизм увижу. А за коммунизм, дядя Коля, я кому хочешь пасть порву».

Петёк и вправду оказался во всех смыслах отличным партнером, а уж точен был – прямо как кремлевские куранты. Тридцать первого октября, как и условились, ровно в два часа дня Петёк на шикарном «Виллисе» подкатил к железнодорожному вокзалу в Вятке, отец его уже ждал. Петёк был в костюме, при галстуке, и товар, который он с собой привез, – тоже не придерешься.

Отец на пробу просмотрел с десяток крестиков, стал разматывать рулон ленты – и штамповка, и печать были выше всяких похвал. В общем, лента – глаз не оторвешь. Потом, когда они уже сидели в ресторане, – сошлись, что от добра добра не ищут, и опять устроились в привокзальном – Петёк сказал, что в Перми всё на мази. И они довольны, и ими; те, кого он зарядил, предлагали сделать вдвое, но он, Петёк, решил, что на первый раз хватит, сначала посмотрим, как пойдет товар. Еще добавил, что следующая партия встанет недорого, и то, и то изготовят за гроши, потому что и трафареты, и пресс на ходу: что лент, что крестиков можно наклепать столько, что бедный софринский комбинат Лазаря запоет.

Отец в Вятке тоже не зря ел свой хлеб. С одной стороны, он жил тихо, много читал и много писал, в городе оказалась отличная общедоступная библиотека, среди прочего в начале тридцатых годов ей передали целый ряд частных собраний и фонды местной епархиальной библиотеки. Отец нашел в ней немало интересного, в том числе и книги по литургике. Некоторых он вообще не знал, о других только слышал.

Книги можно было брать домой и, чтобы удобней было работать, тут же, у железнодорожного вокзала, отец снял большую светлую комнату с настоящим письменным столом. В квартире жил только он да хозяйка, женщина лет шестидесяти. Она была вдовой местного профсоюзного начальника, которому повезло умереть в тридцать шестом году и в своей постели. Сама она никогда нигде не работала, пенсия, которую ей платили за мужа, была маленькая, и такому жильцу, как отец, она была рада-радешенька, кормила его и поила.

Эти полтора месяца отец не просто просиживал штаны в библиотеке, он всё разузнал и всё разведал. Свел знакомства со многими полезными людьми из местного клира, в итоге определился с приходами, которые им с Петьком стоило бы окучить в первую очередь. Вятку они сразу решили не трогать, в городе было чересчур много милиции.

Сельские приходы тоже отпали сами собой. Деревенские храмы были бедные, случалось, что тамошние священники, особенно те, у кого выводок детей, даже подголадывали, на столе в лучшем случае каша, хлеб да картошка. Было ясно, что покупатели из них никудышные. Опять же дороги такие плохие, что, если недавно прошел дождь, на «Виллисе» до этих храмов и не доедешь, а если доехал, обратно не выедешь, застрянешь на неделю.

В общем, в свое первое турне они бомбили маленькие города, по большей части райцентры, и то если была хорошая дорога. Отец не хуже Петька понимал, что без машины им, что называется, никуда, тем не менее рассчитано было правильно: товар отрывали с руками. В итоге всё ушло меньше чем за неделю. Чтобы не привлекать внимания, лишний раз не маячить, отец, расплатившись с хозяйкой, вместе с Петьком уехал из Вятки.

Уже в Перми, в гостиничном номере, деля заработанное, двумя равными кучками раскладывая на столе сотенные купюры, они решили, что так же будут работать и дальше, только партию товара против прежнего удвоят. Но не больше, чтобы дней за десять с гарантией распродать. Еще решили, что их огородом останутся соседние с Пермью епархии и что, как и с Вяткой, челночить следует между маленькими провинциальными городками: в них всё в порядке с клиентурой и деньги тоже случаются.

Отец едет в епархию, на которую положил глаз, и проводит рекогносцировку на местности, определяет, где и с кем стоит иметь дело. Дальше телеграмма в Соликамск, и уже через пару дней с товаром и машиной – Петёк. Было понятно, что долго разъезжать по одной области на «Виллисе» не стоит, приметной машиной может заинтересоваться милиция, и тогда не поможет даже бумага, которую отцу дал Алимпий. Чтобы не спалиться, Петёк предложил, и отец принял, хотя расходы были немалые, каждые пару месяцев перекрашивать «Виллис», менять номера и документы. У Петька был знакомый автоинспектор, и он сказал, что суеты немного, всё это он берет на себя.

Короче, они оказались отличными компаньонами. Отец даже без пермских верительных грамот с легкостью сходился с местными батюшками, до глубокой ночи чаевничал с ними, вел разговоры о местных и египетских святых, угодничках божьих, об отцах церкви и о литургике, в некоторых храмах даже служил и, когда уже перед самым отъездом соглашался против софринской за полцены отдать на нужды прихода изготовленные Петьком ленты и крестики, это принималось как дар божий.