Вероника Кунгурцева - Киномеханика

— Я не стану комментировать ваши заявления касательно моих пальцев и рукавов, — начал Марат, набычившись. — В ответ на такое можно только руками развести. Но вы и тогда не поверите, что у меня не припрятан пятый туз за обшлагом рубашки. Поэтому мне ничего не остается, как только подхватить и продолжить нить ваших рассуждений. Поздравляю: вы вывели меня на чистую воду! Но тогда доводите мысль до конца. Если, следуя вашей логике, считать, что я живу игрой, то, закрывая для меня двери этого, по вашим словам, притона, вы лишаете меня средств к существованию. Я должен пойти на серьезную жертву в угоду вашей прихоти, хотя, откровенно говоря, не совсем понимаю, чего это вы так раскомандовались в чужом жилище. Это, конечно, дело Фирсова — позволять вам больше или меньше. Но готовы ли вы лично, раз уж твердо решили перевернуть тут всё вверх дном и завести свои порядки, и мне пойти навстречу? Раз уж вы лишаете шулера привычного источника пропитания, покормите его хотя бы напоследок. А иначе где гарантия, что безработный шулер, сделав по городу круг и не найдя иного способа добыть денег, не вернется, гонимый голодом, под ту же дверь, из которой его выставили?

— Я не собираюсь с тобой драться, — сказала женщина, запирая собой проход и вновь скрещивая руки на груди. — А ты не боишься, что я вызову милицию?

— Ничуть, — сказал Марат, — потому что еще раньше, чем дойдете до телефона, вы поймете, что опять-таки себе же противоречите. Вы же не знаете, какие делишки связывают меня с Захар Трофимычем, и не можете дать гарантии, что, отвечая на вопросы милиции, я не потяну за собой того, чей покой вы так ревностно охраняете. А впрочем, вы и впрямь можете заявить в милицию, если…

— Если что?

— Если задумали постепенно выжить Фирсова из этой фатеры. Кто знает, что вы за птица! И если у вас нет ничего, кроме койки в рабочем общежитии на дымной окраине какой-нибудь Тмутаракани, то понятно, что отдельная квартира у моря для вас — царская палата и лакомый кусочек. Остается найти способ освободить ее. Но первым делом — втереться к хозяину в доверие. Тогда понятна ваша расторопность. Неспроста наводите такую чистоту, что впору ноги под себя поджимать! А еще недавно тут и не пахло женским духом.

Последние его слова наконец в чём-то убедили женщину, или, наоборот, она оставила надежду переубедить Марата и, освободив проход, метнулась к плите, ворча:

— Да ты сам-то что за гусь?! Не имей я так часто дело с голодными мужчинами — подумала бы, что ты псих. Но, судя по твоим злобным выдумкам, ты и в самом деле голоден как зверь и, пожалуй, покусаешь меня, если тебя не накормить. Странно: как можно голодать при таком несусветном нахальстве! Но это не мое дело. Я чувствую: единственный способ выкурить тебя отсюда — накормить на три дня вперед. Но после этого я не потерплю ни секунды твоего дальнейшего присутствия. И, конечно, ты дашь мне обещание не делать сюда впредь визитов ни под каким предлогом!

С этими словами новоявленная хозяйка, разогревая обед, проворно сервировала перед Маратом журнальный столик. Полки маленького холодильника, который она шустро открывала и закрывала, были заставлены батареями кастрюль и мисок вперемежку со свежими овощами и пучками зелени, тогда как накануне там стояла лишь початая банка кабачковой икры да в углу лежала пачка шоколадного масла. Налив Марату большую тарелку прозрачных ароматных щей с белым хрящом над разваренной говядиной, она принялась накладывать гуляш. Если она была искусительницей, то опытной и дело свое знала в совершенстве. После того как Марат неделю питался всухомятку от случая к случаю, а до этого годами сидел на казенных харчах, у него сводило челюсти от вида, запаха и наслаждения по-настоящему домашней еды. Заключительным аккордом эта виртуозная хозяйка поставила перед ним давешнее шоколадное масло: теперь оно лежало в масленке со сферической прозрачной крышкой. Сделав свое дело, повариха демонстративно удалилась, чтобы не смущать его своим присутствием, и ни секунды не сомневалась в том, что, оставшись один, он кусочком хлеба до капли выберет из тарелок ароматный гуляшный соус, до блеска обглодает кость, высосет из нее нежный мозг, намажет на горбушку шоколадное масло и, замирая от предвкушения, станет по кусочку откусывать, смакуя гибридный вкус. Но, понимая, что его если и не покупают, то проверяют на вшивость, Марат не доел ни первое, ни второе, расковырял и раскрошил по краям тарелок оставшееся мясо, бросил обкусанный ломтик хлеба и, разумеется, не притронулся к таинственному маслу. Он не собирался на суше проспать истца от сытости (притом что невесть сколько времени провалялся на чердаке), как в море проспал от качки. Несколько раз он вскакивал со своего места и раздвигал штору, которой прежде не было — морячка повесила гардины, что при ее небольшом росте представляло определенную трудность, — чтобы взглянуть на подоконник, или, бесшумно подставив табурет, заглядывал в навесной шкафчик. Открыток с видами курорта, которые он вчера тут оставил, нигде не было. Этого и следовало ожидать. Удивительно было бы, если б их не прибрали. Не было нигде и бутылки из-под гавайского рома: Марат заглянул даже в мусорное ведро, скрытое под раковиной, за маленькой дверцей. Также Марат не увидел букета олеандров с извивающимися гусеницами, если предположить, что Глухой и впрямь подарил его той, с кем он ходил в кино. Хотя наверняка женщина, получив живой букет, выбросила его, едва экскурсовод повернулся к ней спиной (еще и для того, чтобы избежать вопросов Краба).

Подняв граненый стакан с розовым — видимо, от сливы — компотом и изучив его на свет, Марат вылил жидкость в раковину; когда он пил воду из-под крана, женщина заглянула в кухню.

— Что, невкусно? — озадаченно спросила она, прибирая учиненный Маратом на столе разгром.

— Не стоит притворяться, что вам важна моя оценка ваших кулинарных достоинств. Вы боитесь не угодить Фирсову, — сказал Марат, вытирая подбородок. Его подмывало немедленно очистить помещение — даже в отсутствие хозяина жильё истца выталкивало ответчика, но именно поэтому он сел на прежнее место и развалился еще нахальнее.

— А если б и так! — с вызовом сказала женщина, закручивая кран, неплотно закрытый Маратом.

— Ну а если так, то вы ведете себя непоследовательно, — ответил Марат. — Зачем вы пошли с другим в кино, тогда как Фирсов весь сеанс просидел в обнимку с пустым местом?

— Вы посмотрите на него! — воскликнула женщина, окончательно теряя терпение и глядя на Марата так, словно сквозь него обращалась к соседям за стеной. — Этот якобы голодный субчик просит супчик! Но вместо того, чтобы есть, так ковыряется в тарелках и перебирает харчами, что смотреть тошно! А вместо «спасиба» наводит критику. И вместо того чтобы очистить помещение, учит меня жить! Да кто ты такой?!