Вероника Кунгурцева - Киномеханика

В конце концов Эля вынудила его дать ей слово прийти к пяти часам в кинотеатр: Марат согласился, решив заодно проверить, как там Жека, — конечно, за перенесенный стыд не убивают, но если стыд величиной и ужасом с Голиафа, то — пожалуй…

Дорога пролегала мимо кинотеатра — и в глаза ему бросилась новая афиша к фильму «Ромео и Джульетта», повешенная рядом со вчерашним изображением спасенного из воды Марата. Он готов был поклясться, что голова шатенки, которая должна обозначать Джульетту, совсем не похожа на играющую заглавную роль актрису, а это… Тоня. И краска на ее щеках — не румянец любовной страсти к Ромео, а нездоровая синюшность. Что-то Стерх совсем разошелся в художественном рвении халтурно изображать знакомых. И уж не про эту ли афишу говорила Эля, упомнив, что художник, в пику, может быть, старшей сестре, изобразил Тоню — тогда как Марату было доподлинно известно, что Сергей Стерхов на серьезной картине рисует Женю, притянув на тот же холст Марата — за ремень, захлестнутый на запястье.

— Верно схвачено: цвет лица у Тони Лунеговой всегда такой нетрадиционной окраски. Это от нездорового кровообращения, она инвалид детства, — услышал Марат и, обернувшись, увидел Лору, которая опять нацепила парик. Голова ее непропорционально увеличилась в размерах, так что взрослая женщина стала напоминать головастого младенца. — Многие местные жители тоже знают и понимают, что этой девушке не до любовных утех. Поэтому то, как она на афише откинула голову, томно опустила ресницы и приоткрыла губы, точно готовясь издать стон страсти, выглядит вдвойне кощунственно. И в довершение ко всему — красные губы на нарисованной углем голове. — Лора усмехнулась и покачала увеличенной головой. — Думаю, что ей этот глумливый шарж может нанести психическую травму, а у зрителей вызвать неприятный осадок и отпугнуть от посещения данного очага культуры. Для лечения инвалидов детства есть больницы, а кинотеатры — для того, чтобы люди могли отдохнуть душой, глядя на цивильных актеров в красивой любовной страсти. Не надо валить всё в одну кучу. На Бытхе живет немало влиятельных людей, и вряд ли они оставят такую циничную выходку безнаказанной. Хорошо, что мой супруг остался дома, в Салехарде, он — главный редактор газеты «Правда Севера», а будь он здесь — непременно сообщил бы куда следует о проделках местных мазил. Куда только смотрит руководство кинотеатра!

— Думаю, вы преувеличиваете, — пожал плечами Марат. — Курортников, которые Тоню не знают, это лицо не отпугнет, а заманит в кинозал, как магнитом. А местные захотят узнать: неужто Антонина Лунегова снялась в кино — и валом повалят за билетами! И пусть, в конце концов, они узнают, что Тони на экране и с лучом кинопроектора не сыщешь, однако Шекспир есть Шекспир: увлеченные действием трагедии, они забудут и простят художнику его невинную шутку.

— Это не шутка, на Западе это называется «рекламный ход». Может, ты и прав: тут изображено скорее сердце порока, чем порок сердца. А это многих привлекает.

— Ну а отпугнет скорее другое: убийство, совершённое на восьмичасовом киносеансе, — обронил Марат.

— Или тоже, наоборот, привлечет. — Лора широко улыбнулась, и обнажилось что-то торчащее из десны вбок, хоть и заросшее розовым мясом, но явно искусственного происхождения, связанное, видимо, с вставными золотыми коронками.

Лора, пройдя через фойе — сквозь толстое стекло он мог наблюдать ее забавную походку: круглые рычаги ягодиц так и ходили, короткая льняная белая юбка открывала бронзовые ноги с такими мощными икрами, что позавидовали бы борцы самбо, — скрылась за дверью, которая вела, как он знал, в подсобные помещения кинотеатра, напоминающие коридоры Учреждения.

Старший узник Петрик говорил, что в Учреждении всё продумано до мелочей. Заключенные пишут фиолетовыми чернилами, учителя правят их красными. Эти два цвета с противоположных концов радуги резче всего отличаются друг от друга. Вот и лицо больной Тони на афише художник подмазал слегка фиолетовым, а здоровые лица отливают розовым: ток алой крови за толстыми щеками. УтльтраФИОлет лета.

Марат попал в промежуток между сеансами: один фильм на середине, до начала другого полно времени, и фойе перед кассой вновь пустовало. Сделав крюк, он осторожно подобрался к окошку сбоку и даже присел, делая вид, что подбирает упавшие монетки, которые разложил перед собой, помня, что касса вытянута от окошка вправо вдоль глухой стены, а подошедшие купить билет отражаются в зеркале, повешенном против окна, поэтому пустота стула, выдвинутого от поперек стоящего стола, где стопкой сложены планы зала на все сеансы, не должна вводить в заблуждение: Жека вполне могла наблюдать за окном. Уловка Марата оказалась вознаграждена: он застал край любопытного разговора, приглушенного, к сожалению, стеной и оргстеклом окошка (звук доносился сквозь вырез в стекле для подачи денег и билетов, а может, и через неплотно прикрытую дверь в кассу).

— Дружба дружбой, а табачок врозь. Сёстры сёстрами, а паренек пополам не делится. Будь у меня время — я бы отбила у тебя твоего художника. Хоть на спор! За постой деньги плачены — тут мы квиты, а на личном фронте — на войне как на войне. — Марат узнал голос Лоры (значит, вот она куда свернула!) — скрипучий, с дребезгом, но настроенный так, что из среднего уха проникал прямиком в низ живота.

— За тобой не заржавеет, генерал невидимого любовного фронта! Это мне доподлинно известно: еще по Адику! — язвительно и звонко произнесла Жека.

— Да уж, изгадил мне твой уголовничек весь отпуск! Теперь еще от милиции отбивайся! Я думала, он захрапел, а он захрипел. Вот так и не чаешь, что окажешься последней собеседницей. Не знаешь, чего ждать от жизни. Завтра атомная бомба упадет — и все будем в одной братской могиле, и те, кто себя блюдет, тоже: и блюдущие, и блядущие. Теперь мужу сообщат на работу, что распивала спиртные напитки на киносеансе, где укокошили соседа по залу.

— Соседа! — воскликнула Жека с сарказмом.

— Соседа, а то кого же! И твоего соседа тоже. Тетя Шура рассказывала, как ты, малолетка, из нижних открытых окон выкликала его в верхние, чтобы лишний раз не подниматься. Ну, и к Рае из рая — соответственно, к будущей свекрови — подкатывала: та тебя привечала, думала, невестка подрастает в подполье. Но не вышло из Райки свекровки! Слышала я, как она твое имя расхваливала! — И Лора стала с надрывом передразнивать Раису: «Дающие имена должны быть дальновидны. Евгения — периодически модное имя. А Антонина — это бесперспективное имя, скоро станет таким же нелепым, как Акулина или Домна». Только Тоньке, думаю, уже будет всё равно, перспективным или бесперспективным окажется ее имя в будущем. А «Лариса», чтоб ты знала, — чайка. Но от Лариски шаг до киски, а где кыс, там и брысь. Вечером, под газом, он называл меня Лариской, ночью киской, а утром скажет «брысь!». Я даже мужу, хоть он у меня руководящий работник, не позволяю называть себя Лариской — только Лора. Вообще, мужчина должен сразу почувствовать, что даже твое имя не будет для него легкой добычей. Ты знаешь себе цену, не стесняешься своих форм… Не бывает плохих имен — бывают плохие хозяева. И хозяйки. А Владилен мне говорил: женщина должна быть как пальма: тонкая, стройная, пышная.