Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

Витька уселся на верхней палубе. И хоть к вечеру погода начала портиться, потянул ветерок, солнце «зазевало» спускаться вниз, в душный зал ему не хотелось. Неелов же тяжело протопал вниз, туда же направилось и его семейство. Витьку он не заметил, скорее всего не узнал, так как мастера уже изрядно покачивало и, наверное, не от одной тяжелой ноши. Только Лешка, проходя мимо, по-товарищески подмигнул Витьке.

— Шагай, шагай, приятель…

Снова поплыли мимо песчаные берега, только неторопливо, ленивее, что ли. Ступая важно, как павы, в пойме паслись коровы. Витька и свой тихоход сравнил с коровой, как степенно шлепал тот по воде. Потянуло в дрему. С Витькой — он давно заметил — это происходило всякий раз, когда он был без дела. Стоило закрыть глаза, и тело словно ватой обволакивала мягкая нега. Невидимо оттуда выплыла Татьяна в черном с маками платье, хохочущая, довольная, а затем, как в замедленном кино, выплыл Димка, заморгал глазенками и вдруг пронзительно закричал:

— Папа, папа, не трогай…

Пружиной вскинуло вверх Витькино тело. Открыв глаза, он увидел Неелова, который, широко расставив ноги и руки, раскачиваясь, гнался по палубе за Лешкой, а тот, заливаясь слезами, надрывно просил:

— Папа, папа, не трогай…

— Я тебя утоплю сейчас. Будешь знать, как мать слушать.

На палубе что-то звякнуло. Витька заметил, что это Лешка бросил стакан и он, врезавшись в стойку, разлетелся кусочками. Наверное, один из кусков попал под Лешкин башмак, и малыш растянулся на палубе.

Нет, не упустил Неелов этот момент. И хоть был он еще пьянее (Витька это заметил сразу), но клешневатой рукой схватил Лешку за штанишки, отыскал в кучерявых волосах ухо, начал крутить.

Больше Витька сдержаться не мог. Двумя прыжками подскочил он к Неелову, с размаху ударил кулаком в глаз. Видимо, не ожидавший удара, Неелов разжал руки, и Лешка шмякнулся на палубу.

— Ах, это ты, деревня? Тебе кто давал право? Ну держись!

Но Витька не стал ждать удара. Словно на физкультуре, скаканул назад, а Неелов как бык грохнулся на палубу.

Вставал он медленно, выставив вперед руку, тяжело дыша. Но к Витьке больше не пошел. Видимо, понял, не справиться ему с молодым парнем. Сверкая лиловой сливой — глазом, наливаясь, как помидор, краской, сказал:

— Значит, мастера бить? Учить меня уму-разуму вздумал? Ты, деревня, в мои дела не лезь. Сели они на мою шею — рабочему человеку выпить нельзя. Видишь, хорошенькое дельце, стакан научила его прятать. А ты, Шмаков, в милицию пойдешь, понял?

— Понять-то я понял, только я не терплю, когда при мне над детьми изгаляются. Тебе бы тоже советовал запомнить. Другой раз при мне такое случится — за борт, как собаку, выкину.

До Ростова Витька не мог успокоиться. Сходил он с катера одним из последних и видел, как проталкивался, без рюкзака и корзины, к выходу Неелов, спешил: «Наверняка в милицию побежал, — подумал Витька. — Ну и черт с ним».

Витька подскочил к жене Неелова, вскинул рюкзак на плечи, взял за руку Лешку. Тот, мигая глазенками, с благодарностью смотрел на Шмакова, кричал матери:

— Мама, мама, мы с дядей пойдем!

Уже на берегу Лешка вытянул свою ручонку из Витькиной, остановился.

— Дядя, а ты компот любишь? Приходи к нам компот пить! Мама, ладно дядя к нам придет?

Улыбаясь, Витька скинул рюкзак, сказал на прощанье:

— Ладно, ладно, приду. Только где тебя искать?

— А на Садовой. У нас компота много. Ну, я к маме пойду.

Витька зашагал по пристани. Если бы он обернулся, то увидел, как Лешка долго махал ему вслед ручонкой. Но Витька шел, не оглядываясь. Шел и думал о том, что и ему пора к маме, к своей маме, к Димке, и нечего искать счастья в чужих краях. Решение это пришло неожиданно и с каждым шагом все больше и больше укреплялось.

А вечером, уже в поезде, на пути к дому, припомнился разговор с Трофимычем, и, наверное, впервые пришла мысль, как несправедлив был он, Витька Шмаков, в тот воскресный день…

С. П. Жестерев, замечу, так и не выправился после того пожара, занемог и ушел на пенсию.