Владимир Топорков - Щепоть крупной соли (сборник)

От мыслей этих у Евдокии даже в груди тягуче заныло, ноги словно к непогоде заломили, и она за таблеткой в шкафчик полезла, проглотила кругляш белый да водой запила. Хорошо, сноха Ростислава Сергеевна таблетками этими обеспечивает, дай ей бог здоровья, а то бы просто беда была. Врачиха она у него, у Сергея, жена-то, представительная, на погляд красивая, и чего зря слово говорить — к сродственникам, к ней, матери, стало быть, внимательная, никогда лишнего слова не скажет. Имя у нее немного заковыристое, так это ничего, из хохлушек она, вот поэтому и Ростислава, а мать ее, тещу Сергееву, совсем по-русски кличут — Полина Егоровна. Одно только у свахи непонятно — больно речь непривычная какая-то, на городской манер, и говорит быстро, глухим голосом, как в барабан бухает. Она с Сергеем живет, можно сказать, всю жизнь. Им-то и хорошо, молодым-то, — хотя какие уж молодые, по пятьдесят на днях стукнет (наверное, по старой привычке так подумалось), за свахиной спиной-то, домой с работы возвратятся, и все в порядке: ужин готов, квартирка прибрана. Она мастерица, сваха, кушанья всякие украинские лепить — галушки там, вареники, борщи разные, даже завидно; сама-то Евдокия щи сварить, похлебку, кашу какую вполне справится, а на премудрости всякие силенок не хватает. Раньше, когда в колхозе работала, некогда было, а сейчас, по пенсионному возрасту, и времени хватает, да, видать, сила привычки уже одолела, так, все наспех получается.

В размышлениях этих незаметно время бежит, и когда Александра Петровна из школы появилась, даже удивилась Евдокия: обед уже, пора к автобусу спешить.

— Ну, смотри тут, Петровна, — учительнице на прощание наказ дала, — Милку в стадо часов в семь выгоняй, рано подниматься не след, чай, не лето. А дня через три и сама заявлюсь.

Лето и в самом деле ушло. На городских улицах осыпались каштаны, листья, чем-то напоминающие ладони с расставленными пальцами, медленно кружились в воздухе, желтым покрывалом одели землю. У дома Сергея, пятиэтажки, две лиственницы приметные стоят, как восковые свечки, иголки, желтизной высвеченные, осыпаются, тихо шуршат, и под ними точно ворошок зерна янтарного насыпан. Год и не была всего Евдокия в городе, а посмотрела — даже удивилась — дома из земли, как эти лиственницы, растут, лес, что к городу подступает, оттесняют заметно. В деревне один дом построят — уже событие, а здесь, наверное, и внимания на это не обращают.

Молодых (господи, прилепилось это слово, как горчичник, а может быть, и, хорошо, как говорят, молодым не будешь, а старым — всегда) дома не оказалось, одна Полина Егоровна на кухне воюет. Она, видать, от души свахе обрадовалась, расцеловала, руки в муке — что-то стряпала — быстренько вымыла, в зале усадила, чайник ставить побежала.

А она, Евдокия, и чай-то пить не хочет, два часа как из-за стола. Но перечить не стала, в гости со своим уставом не ходят, еще обидишь старуху. Пока Полина Егоровна чайниками на кухне гремела, осмотреться времени хватило. Вроде и недавно была, а перемен в комнате, как и в городе. Гарнитур новый, сын писал — румынский, посуда в шкафу синевой отливает, ковер на полу, что коза ее Милка, лохматый, мягкий, как пуховый, книжных полок прибавилось. А в угол поглядела — Николай-угодник на нее глядел в упор, икона такая занятная, не в рамочке, а прямо на куске дерева, по краям пластинки серебряные. Евдокия к иконе подошла, перекрестилась, от удивления точно к полу приклеилась: раньше у Сергея икон-то не было, ни к чему вроде, сам партийный, сноха тоже. Пояснение Полина Егоровна внесла, с чайником из кухни заявившаяся:

— Мода сейчас, Евдокия Лукинична, старину всякую собирать — иконы там, прялки, рогачи. Не поверишь, была я однажды у зама Сергея Николаевича, Григория Никитовича, так полная стена лаптей, от самых маленьких, на детскую ногу, до самого большого размера — на дядю Степу надевать. Коллекционирование старины, если хотите, становится сегодня делом престижным, приобщает…

Полина Егоровна опять зачастила, словами какими-то непонятными заговорила, и Евдокия слова эти мимо ушей пропустила, о своем подумала. Иконы, их нынче и в деревне почти не увидишь, если и висят у кого, то в чулане, а так без них обходятся. А тут, гляди, на самом почетном месте висят, и вроде не стесняется никто.

Сергей появился через полчаса, и не один. Мужчина средних лет, худощавый, высокий, в костюме светлом с искоркой, за ним протиснулся, башмаки свои в передней скинул, в зал прошел смело. Видимо, не раз бывал в доме Сергея, это сразу в глаза бросилось. И в самом деле, Полина Егоровна со стула привстала, мягкой улыбкой гостя встретила:

— Проходите, проходите, Григорий Никитович, познакомьтесь — мать Сергея Николаевича…

Наверное, Сергей эти слова тоже услыхал, с шумом дверь распахнул, к матери бросился, закричал: «Мама приехала, да?» Тот, кого Григорием Никитовичем именовали, чуть в сторону отступил. Сергей мать расцеловал, в глаза с лаской поглядел, и у нее теплота по телу приятная пошла, руки мелко задрожали. Чуть не прослезилась при виде сына, но при постороннем человеке сдержалась, только украдкой по глазам пальцами провела. Григорий Никитович, когда сын отступил, руку, протянутую Евдокией, с какой-то жадностью подхватил, губами коснулся.

— С приездом, с приездом, Евдокия Лукинична. Рад познакомиться. А меня Григорием Никитовичем величают. У вашего сына зам.

— Причем, мама, имей в виду — боевой заместитель и первый помощник. — Сергей в разговор вступил оживленно. Чувствовалось, каким-то особым довольством наполнен сын, и Евдокия даже порадовалась за Сергея. Главное, чтоб у него все хорошо было.

Григорий Никитович к столу подошел, лист бумаги, из кармана выхваченный, разгладил, пригласил:

— Взгляните, Сергей Николаевич!

— Ты извини, мама, дело одно спешное… — Сын над бумагой склонился, потом, поднявшись, оживленно в ладоши хлопнул, на заместителя своего благодарно взглянул. Ай да молодец ты, Григорий! — И, повернувшись к матери, пояснил: — Знаешь, мама, какое мы доброе дело задумали, а? Дачу строить… Помнишь, как Виктор Сучок, сосед наш, шутил: «Стали разживаться, дом продали, купили ворота — стали закрываться». Вот и у нас так получается, — и на Григория Никитовича посмотрел.

Тот засмеялся приглушенно, довольно руки потер.

— Можно сказать, голубая мечта Рости исполняется, — продолжал сын. — А это ты хорошо скомпоновал: и гараж, и подвал, и мансарда чудесная…

— Главное теперь, Сергей Николаевич, мастеров хороших найти. Чтоб, во-первых, сруб был осиновый, и крест срубить, под рубанок стены обработать, во-вторых — лаком их покрыть, в-третьих, — Григорий Никитович начал пальцы на руках закладывать, — чтоб камин хороший из шамотного кирпича выложить…