Владимир Алексеев - Пьяное лето [сборник]

Знаю и о другом «Мише», который с презрением и бешенством оттолкнул бы меня в сторону и прошел бы аристократически гордо мимо.

Жаль его, очень жаль. Россию того времени не жаль, Пушкина не жаль, а его жаль. Ведь никак не мог соединить жизнь с идеалами – умная головушка мешала.

У пьяного и влюбленного душа тираническая – так утверждает Платон. И у восточного человека, отягощенного своей плотью (ест животную, насыщенную болью и кровью, пищу). Нечто подобное я заметил у моего знакомого, толстого, стареющего еврея, который, что называется, хочет, но не может, а потому раздражен и завистлив, важен и подозрителен, вспыльчив и тираничен. Жизнь утекает, скоро смерть, нет внешнего успеха, и потому ему все кажется, что во всем виновата эта страна и, разумеется, антисемиты. Не знаешь иногда, как с ним себя вести, что говорить и как поступать. Стараешься цензурировать речь, боишься чем-то задеть его (по его мнению). В противном случае увидишь звериный оскал и готовность к драке. Попробуй допусти такого к власти – зарежет, обязательно зарежет. А если не зарежет, то обязательно сгноит в тюрьме. При этом припомнив, не ты ли, мол, сорок лет тому назад что-то про евреев недоброе сказал? Отвечай, Алексеев!

В юности хочется раствориться в прекрасных звуках, в зрелости создавать нечто прекрасное.

Слишком поздно я понял, что называется, сущность жанра, и что надо «учиться овладевать» тем или иным жанром. Все думал о жизни (чаще всего своей), о правде, о прекрасном.

Вот поэтому-то ничего «путного» в литературе не сделал. Это ошибка многих писателей и поэтов (особенно народников), ошибка школы и времени, образования и воспитания.

Нация, превосходящая тем-то и тем-то – это червоточина, болячка на лике человечества, опухоль, куда приливает много дурной крови. У националиста известный сексуальный признак: страсть прямо-таки насиловать (хотя бы мысленно) иноплеменниц. И оголтелая, хулиганствующая толпа фанатиков или, как их еще сейчас называют, фанатов, а как я называю – дебилообразных. Страшен такой, взявший оружие.

Художник – это постоянная борьба со смертью и поиски бессмертия. То же можно было бы сказать и об ученом. Но создание оружия говорит о другом…

Когда лучшие умы начинают мечтать о загранице, это говорит об отношении к ним власть имущих. А когда об этом мечтает народ – это говорит о его крахе и вырождении. В древности был выход: сняться и уйти, оставив правителя, в другие земли и страны.

Я встретил, в общем-то, два типа женщин и мужчин. Первый – это душевный. Человек душевного типа тянется не к власти и деньгам, а именно к доброте и правде. А второй тип – это большая тяга к внешней красоте, успеху, деньгам, власти. Я бы назвал его больше эстетическим, а может быть, и языческим. Он свойственен больше южным народам (очевидно, наполненность солнцем, темперамент), чем северным, несмотря, кажется, на многовековое христианство и мусульманство.

Кастовое деление не отрицает эти два типа: брахманы и раджи. Я уж не говорю о кшатриях, которые, кажется, особенно красивы в своей униформе. Касты торговцев и слуг слишком загрязнены близостью к низменной жизни и поэтому редко могут «выкристаллизоваться» в один из этих – этический и эстетический – человеческих типов.

Властитель не может быть хорошим человеком. Он должен быть человеком своей касты. В противном случае народ простой его уничтожит, и особенно русский народ, который сам не понимает, хочет ли он видеть во властителе «хорошего» человека.

Бунин в меньшей степени, Набоков и «примкнувший» к ним советский Катаев в литературе «последыши» так называемого дворянского аристократизма. Поза, надменность и раздражение слышны в интонациях их героев, и, кроме того, присутствует женственная сентиментальность. Утонченная детализация и внешнее описание людей и предметов говорит о их «ветхобиблейскости», хотя Бунин часто говорит о своей приверженности Богу, Христу.

…Драли крестьян, е…ли крестьянских девушек, стали плохие начальники над народом, а потом воздыхали по заграницам о былой красоте и ушедшей красивой России. Впрочем, «поживи-ка с этими американцами», с народом, которому литература не нужна и который в литераторе видит бездельника или инородца, не так запоешь. Я, можно сказать, жил «со своим народом» и знаю, о чем я говорю.

В наше же время появились псевдо-аристократишки неизвестно какой веры и национальности. И этот «аристократизм» очевиден в применении ими мата. Эстетизм есть, образование есть – но вот души маловато. Гордыня и какая-то этическая нечистоплотность. Потому больше и причастны к Афродите Пошлой. Потому часто путают искусство с жизнью. Вечные юноши и девицы, педерасты и лесбиянки, они в газетах и на телевидении доминируют, создавая из своей деятельности общественный туалет, кабак или казино. И что уж там говорить о душе, когда у них «я» на первом месте, и когда они «всех остальных» презирают.

Как говорила по пьянке моя матушка: «Я – все я – кутузая свинья! Вот кто я».

Что-то еще будет в России бедной и теряющей чувство меры и прирожденный вкус, теряющей понимание, что хорошо, а что плохо.

Забытые Богом и мной могилы отца и матери. Перед матерью – небольшая вина. Впрочем, слишком много «насолили» они мне в этой жизни (скандалы, драки, пьянство, осуждение своих детей), чтобы предаваться печали по любви к ним, которую они убили уже при их жизни. Если есть иной мир – встретимся, поговорим. А так, иногда посещаю в Тверской губернии могилу бабушки и деда, на деревенском кладбище, над рекой Тверцой, в деревне под названием Спас. Красота высоких берегов, широта полей, амфитеатр леса за рекой. Там я не раз собирал грибы (в детстве и отрочестве) и, выходя к реке, шел пять километров вверх по течению к своей деревне Внуково; гуси были на том берегу и, кажется, сделав рукой козырек, стоя на том же берегу, издали искала взглядом меня моя бабушка. Это и есть моя любовь и родина.

Удивляюсь «пророчеству» российских писателей и поэтов. Что за глупость! Претензия своего козьмапрутковского «я» объять необъятное, носящее какой-то глобальный характер. Вера, что «литературное слово» может воспитать души и носить просветительный характер. Светская литература, даже самая лучшая, едва ли входит в двери церкви, скорее останавливается на ступенях, чаще всего она проявляется в шутовстве, иронии и юморе (Гаргантюа и Пантагрюэль и т. д.), лучшая – в страданиях по страстям человеческим (Еврипид, Софокл, Шекспир и т. д.).

Что касается современных «православных» писателей и моралистов (Крупин, Распутин и т. д.) – им прямая дорога в священники, то есть в посвященные. А так: нечего своим пером смущать умы человеческие, смешивая понятия и представления, путая хряпу с капустой, Юпитера с быком и советуя, как следует жить. И часто раздражены, часто агрессивны и даже озлоблены. Часто тираничны в быту, ибо в тираническое время родились, а в посттираническом, где цинизм и разврат есть следствие не столько демократии, сколько тирании, живут. Ныне же деньги являют власть, как во времена тиранические власть являла деньги.