Василий Клепцов - Время и судьи без грима

— Дело я назначил к слушанию на сегодня, на 14 часов дня, в клубе колхоза, свидетели извещены, с председателем колхоза и начальником тюрьмы я договорился. С прокурором и адвокатом договоритесь сами.

— Но у меня нет сегодня свободного, не занятого делами члена суда, — возразила Кафтанова.

— А у Вас лично есть сегодня назначенные к слушанию дела?

— Нет, — ответила она.

— Ну, тогда садитесь в этот процесс и рассматривайте дело.

— Как, без предварительного изучения дела? — возмутилась Кафтанова.

— А что его изучать. Тут и так все ясно, — спокойно возразил Кузнецов.

— Это у Вас в Сибири, наверное, дела рассматривают без предварительного их изучения, и Вам все ясно по делу еще до рассмотрения его. А потом, почему Вы без меня назначили дело к слушанию? Это же моя функция. Поскольку Вы сами назначили дело к слушанию, то сами его и рассматривайте.

— Да… — выдавил из себя Кузнецов, — скажем прямо, не очень-то вежливый разговор получился у нас с Вами при первом знакомстве. Но ничего, постепенно все встанет на свои места. Все дела, назначенные к слушанию судьей Лаптевым, я рассмотрю сам, а потом, товарищ Мамашин, мы с Вами обойдем все кабинеты работников суда и послушаем, какие и у кого будут просьбы и пожелания. А сейчас давайте работать, — предложил Кузнецов своим заместителям.

Такого оборота дела Кафтанова никак не ожидала. Она считала, что Кузнецов все-таки попросит ее найти другой выход из положения и скорее всего согласится отложить дело слушанием. Выйдя из кабинета председателя суда, Кафтанова, обращаясь к Мамашину и Самохину, со злостью сказала: «Посмотрим, что он там наколбасит с делами».

За первые три дня работы в новой должности Кузнецов рассмотрел три дела, назначенные к слушанию заболевшим судьей Лаптевым, причем два из них рассмотрел не в зале суда, где они были назначены, а с выездом на место. Рассматривая дела, Кузнецов обратил внимание на то, что адвокаты в судебном заседании ведут себя недопустимо вольно. В любой стадии допроса обвиняемого или свидетеля они перебивают его, задают вопросы без разрешения судьи, причем вопросы наводящего характера. Кузнецову пришлось несколько раз предупреждать их за нарушение порядка ведения судебного следствия.

А по делу о групповом изнасиловании, которое рассматривалось в закрытом судебном заседании в помещении суда, адвокат Милевская вообще, как говорится, распоясалась.

Это дело было довольно простое. Два молодых паренька утром подошли к женскому общежитию, через окно забрались в комнату, где спала девушка, пришедшая с ночной смены, разделись и, закрывая потерпевшей лицо одеялом, поочередно изнасиловали ее несколько раз. Свои действия подсудимые объяснили тем, что потерпевшая не была девушкой, со многими ребятами сожительствовала, поэтому полагали, что они ничего предосудительного не допустили. Ухватившись за эту версию, адвокат почти в каждом вопросе порочила потерпевшую, считая, что во всем случившемся виновата она сама. Кузнецов несколько раз снимал вопросы, поставленные Милевской, официально предупреждал ее, и тем не менее речь адвоката Милевской походила на обвинительное заключение в отношении потерпевшей. Суд вынужден был вынести частное определение о неправильном поведении Милевской в судебном процессе и довести его до сведения краевой коллегии адвокатов для принятия к адвокату мер дисциплинарного характера.

На запальчивые вопросы Милевской по поводу частного определения Кузнецов ей ответил: «А если бы суд присоединился к вашей позиции и потерпевшая, не вынеся публичного позора, покончила после процесса жизнь самоубийством, Вы признали бы свою вину в этом?» И, не ожидая ее ответа, сказал: «Нет, не признали бы, Вы во всем обвинили бы суд».

Первые шаги и поступки нового председателя вовсю обсуждались работниками краевого суда, многое казалось им необычным в сравнении с тем, к чему они привыкли в своем суде. Если прежний председатель и все три зама, за исключением Кафтановой, вообще дел почти не рассматривали, то этот новый начал работу еще до знакомства с судом с рассмотрения дел. Он уже успел поставить на место Кафтанову и утер нос некоторым зарвавшимся адвокатам. Все стали ждать с интересом, что же будет дальше.

А дальше была обычная для нормального суда работа, и ее оказалось очень много, пожалуй, не столько судебной, сколько бытовой и хозяйственной. После рассмотрения трех злополучных дел Кузнецов и Мамашин, вооружившись блокнотами и ручками, постепенно обходили кабинеты судей и работников канцелярии и записывали все просьбы и пожелания. А их оказалось очень много: тут были и серьезные вопросы, для решения которых нужны годы, и такие, которые при желании можно и нужно было решить давно. Все жаловались на плохой свет в помещении, мол, слепнем. Сейчас, в июле, еще можно работать, говорили они, так как белые ночи, но с сентября, а особенно с октября и днем будет темно, как ночью. Не работает туалет, вода поступает туда только ночью, когда уменьшается ее забор населением, а днем уборщица ходит в другое здание с ведрами за водой, чтобы смывать в раковинах.

— А почему у вас в июне месяце, когда я заходил в суд, в коридорах был дым? — спросил Кузнецов.

— В июне было холодно, — ответили ему, — поэтому протапливали печи, а они дымят, во-первых, потому, что нуждаются в ремонте, а во-вторых, дрова сырые и крупно наколоты.

Были жалобы, что много дел, трудно работать, члены суда носят дела для изучения домой.

— Если у вас такой большой объем работы, — поинтересовался Кузнецов, — то почему же имеются вакантные должности членов суда?

— К нам никто не хочет идти работать, — пояснил Мамашин. — Объем работы большой, зарплата в 110 рублей для наших мест очень низкая, и облисполком не дает нам квартир. Ни у кого из судей, кроме бывшего председателя крайсуда, нет приличного жилья, большинство членов суда живет в домах с печным отоплением, а кое-кто живет на частной квартире.

При обходе кабинетов Кузнецов увидел, что здание суда давно не ремонтировалось, стены обшарпаны, паркетные полы разбиты, мебель старая, для краевого суда неприличная.

— А какая обстановка в народных судах? — спросил Кузнецов Мамашина.

— Еще хуже, чем у нас, — ответил он, — а вот квартиры народным судьям в районах дают, конечно, применительно к тем условиям, которые в каждом районе имеются.

«Да, не зря мой предшественник удрал в Москву, — подумал Кузнецов. — Там у него только те дела, которые ему дадут для рассмотрения. А здесь работы на десять лет хватит, чтобы хоть как-то все привести в порядок. Но раз взялся за гуж, то не говори, что не дюж». И он стал думать о том, что и как можно сделать немедленно, а что надо начинать делать постепенно.