Извас Фрай - Книга Извращений

Это – будет момент ностальгии человека нового тысячелетия, испытывающего тоску по временам, в которых никогда не жил. Мерзкое время. Хотя, так можно будет сказать о любом периоде в истории. А ведь когда-нибудь, наше настоящее – будут называть «старыми добрыми временами» – подумаешь ты и засмеёшься. Ты поймаешь себя на мысли, что в последнее время – слишком часто смеёшься – по тридцать-сорок раз в день. Наверное, потому что происходящий вокруг тебя кавардак – всё больше и больше будет напоминать собой выступление клоунов в цирке уродов в прошлом веке. Те времена – назовут «век писателей, войн и научных открытий». А как назвать время, в котором пришлось жить нам? Писатели – станут графоманами; а наука – обратит своё внимание к человеку и его внутреннему мир. А войны – превратятся в бойни. И что останется?

В зале голоса звучали в ужасающий диссонанс, переходивший в резонанс и обратно: один звуковой поток, подобно стрел – пронзал присутствующих, проходил сквозь них и устремлялся дальше. Куда не ступи – ты услышишь поздравления и похвалу от людей, которых впервые в жизни увидишь; и тебе придётся отвечать улыбками тем, кого ты никогда раньше не видел и не знаешь – улыбаешься ли ты ангелу или сатане.

Твоей сестры – виновницы мероприятия – здесь не будет. Звездой программы – будет (лже)генерал Блез, который выступит перед присутствующими в своей неповторимой манере, умудрившись фразу «Товарищи, победа близка!» растянуть на полтора часа. Как только его воинство подняло кулак, (лже)генерал Блез закончит свою пламенную речь пискливыми словами:

– Слава Стране!

Все хором подхватят:

– Смерть врагам! Умрём за неё!

Как будто какая-либо в мире страна – стоит того, чтобы за неё пролилась – хоть одна слеза.

Стоящий рядом с тобой низкорослый молодой человек с улыбкой, по-дружески толкнёт тебя в бок:

– Понимаю: вам Страна – до одного места – я всё понимаю; но поймите и вы: для нас Страна – то же самое, что и искусство. А когда человек что-либо действительно любит всем сердцем – он готов умереть за это! Моё имя Альфред; я – поэт.

Он протянет тебе руку; ты, нехотя, пожмёшь её.

– Я не хочу умирать за искусство, – скажешь ты, – я хочу: жить ради него. Но Страна – не стоит даже этого.

– После революции – всё изменится – увидите!

– Верю. Но станет ли лучше?

Ты выйдешь из бара. В спине тебе – Альфред бросит:

– Вы же сами работаете на революцию! Кто создал все эти плакаты? На чьей в стороне?

Ты сможешь сказать лишь то, что уже много раз повторял: ты будешь рисовать только, что видишь и что чувствуешь – поэтому – ты промолчишь.

После таких праздников, обычно, мало-мальски образованному человеку: хочется выкурить сигарету, напиться до потери сознания шампанским, закидаться кокаином и заесть всё это сосисками. А, к сожалению: ты – образованный – мало-мальски. Но никакого такого желания – ты не испытаешь.

Ты выйдешь на улицу. Здесь: будет царить глубокая ночь; с неба: будет падать снег. Только фонари и рекламные вывески будут напоминать, что наше печальное человечество – окончательно ещё не вымерло.

Ты заметишь слившийся с мягким покров ночи женский силуэт в куртке и с сигаретой между указательным и средним пальцем. Она пристально будет наблюдать за натюрмортом снежной тишины; а пачка с Мальборо – всё будет пустеть и пустеть. Ты подойдёшь к ней поближе, чувствуя, что на своём пути – не одинок.

– Если вы будете продолжать курить в том же духе – ваша молодая жизнь на этом и кончится, – скажешь ты для того, чтобы начать разговор; и не важно: с какой ерунды начинать.

Она выдохнет в атмосферу облако дыма; и начнёт смеяться, опустив голову, упорно не поворачиваясь в твою сторону.

– Жизнь, – иронически протянет она и засмеётся, – знали бы вы, что я думаю про неё.

Она отбросит окурок, испачканный вишнёвой помадой и потянется за новым. Она выдохнет облако дыма, которое моментально исчезнет.

– И что же вы о ней думаете? – спросишь ты.

Она по-прежнему будет смотреть в снежную тишину, не поворачивая головы.

– Для кого-то: жизнь – это болеро – мягкое вступление, развитие звука с неизменной темой, которая длится до самого конца, становясь лишь всё громче – уравновешенная, счастливая жизнь, – скажет она, повернув к тебе голову, – для кото-то: жизнь – это партия в покер – каждый делает ставки; кто-то идёт ва-банк, кто-то блефует, кто-то пасует; кто играет по правилам, кто надеется на удачу, а кто – на туз в рукаве. Каждый готовит своё суфле.

Она засмеётся.

– А что для вас – жизнь?

– Не знаю. Наверное, партия в покер – и я надеюсь на свою удачу.

– Правда? Что ж; но это всё – не про меня. Моя жизнь – это сперма подростка, онанировавшего, а затем – спустившего зелье жизни в унитаз.

– А вы не скупитесь на метафоры.

– Как и вы на глупые замечания. Простите, я вас где-то уже видела. Вы, случайно, не тот «великий» художник, о котором все говорят?

– Мало ли таких – возможно, вы меня с кем-то путаете.

– Нет: именно вы нарисовали все те агитационные плакаты.

– Да, я. Но я – лично – о себе другого мнения.

– Так, кто вы?

Ты, было, откроешь рот, чтобы ответить ей на вопрос именем существительным, висевшим у тебя на языке, но быстро вылетевшим у тебя из головы. Вместо него, ты скажешь:

– Не знаю.

Она бросит очередной окурок на землю – к остальным – где к тому времени образуется уже небольшой холмик; и быстро потянется за следующей. Она будет смотреть на тебя яркими, как кончик сигареты, глазами, пристально изучая тебя. Ты неловко отведёшь глаза, не сумев выдержать тяжесть её взгляда. До этого момента: все будут отводить взгляд от тебя. Но внимание этой женщины (демона?) – будет выглядеть в десять раз страшнее угрожающего лица Мухаммеда Али перед боем.

Она бросит на асфальт сигарету с алым поцелуем, не докурив её.

– Сколько вы выкуриваете в день? – спросишь ты.

– Три пачки.

– И вы всё ещё живы?

– Сама в шоке.

Вы оба тихо засмеётесь.

– А вы, – спросит она, – уверены, что живы?

Ты заглянешь прямо в её широко раскрытые глаза.

– Уверен ли я, что жив?

– Да.

– А разве сейчас: я не стою перед вашими глазами?!

Она щелкнет пальцами в сторону квартала богачей. Он будет через дорогу от здания с красными кирпичами, подвал которого – будет служить вам «баром Революции».

– Люди, которые живут там – тоже, в какой-то степени – стоять передо мной. Как и те коммунисты, которые сейчас веселятся там – внизу. Все они думают, что живы. Но все они, в равной степени, кем бы ни являлись – стали частью этого «natura morte» – мёртвой природы. И никто даже не задаёт себе вопрос: «А что потом?». Ведь, если вы не знали, «Libertad» хочет получить «свободу» – победу – но мало кто имеет представление о том, что будет после.