Олег Попцов - Обжалованию не подлежит

— Может, хватит, — раздражаюсь я.

— Легче замечать ошибки у других, чем признавать их за собой, — говорит Димка. — Кто спорит, конечно, легче. Я своей причастности к этим ошибкам не отрицаю. Мне тоже неприятно.

— При т… т… твоем немногословии т… т… такая речь, почти подвиг.

— А ты все шутишь…

— С-серьезно. Мы знаем, ты хороший. П… п… принципиальный.

Димка недружелюбно косится на Сашку, зло поднимает воротник.

— Раз ты такой гуманный — вот иди и встречай. Ишь, раздухарился, — не может успокоиться Димка.

— Пускай тебя мой гуманизм не волнует… Я… я еще не высказался.

— Ну вот и валяй. А то насобачился в чужих предложениях запятые расставлять.

— Д… дурак ты.

— Ну ладно, ребята, мы тут для дела собрались…

— Так в-вот кое-кто не понимает.

— Если надо, я могу встретить. Но в душе против. — Димка делает глубокую затяжку.

— Что значит, надо… И то надо и другое надо… Весь вопрос, как лучше?

— Да поймите же вы наконец. Мы тут изворачиваемся, как его подлость оправдать. Дескать, не так поймет, тонкая натура, особый настрой души быть выше человеческой слабости. А он плевать на все хотел: и на наши рассуждения, и на Николая, и вообще на всех нас, вместе взятых.

Сигаретный дым чадит прямо в лицо.

— Вы что, забыли историю с экзаменами?

— Когда человек ошибается, ему все подверстывается под эту ошибку. Так тоже нельзя.

— При чем здесь ошибка, Саша?

— Мы ошибаемся, понимаешь — мы!.. А Тельпуговы не ошибаются. Тельпуговы сложнее. У них все рассчитано до мельчайших деталей. Он и вспылит для антуража, и видимость переживаний создаст, и оплошность допустит, разумеется, если это укладывается в формулу: «я, для меня, со мной, обо мне».

— Три года мы были вместе. Не так мало, чтобы пригнать или отвергнуть друг друга. Неужели все три года мы жили вслепую? Неужели так мало нужно, чтобы отказаться от утверждения — он мой друг.

— Мало? — Димка вызывающе посмотрел на Сашку… — Кто виноват. Мы на все закрывали глаза… Мы привыкли, понимаешь, привыкли. Он друг. И нам страшно сказать что-то иное. Почему, я повторяю, почему никто не намерен вспоминать случай с экзаменами?

Случай с экзаменами. Эх, Димка, Димка. Ты прав, был такой случай. И нам так хочется забыть его, списать, как несуществующий, но, видно, одного желания мало. Есть еще память…

Весенняя сессия выпадала на май — июнь. По нашим делам время наиболее хлопотное… Еще шло следствие, сами мы не оправились от растерянности, строились всевозможные догадки, да и желание обнадежить самих себя было достаточно велико. Сессия в таких условиях факт, по меньшей мере, нежелательный. И мы решили ее перенести. Будет ли то конец лета, осень, а может статься, и зима — нас волновало мало… Важно перенести.

История с Николаем обретала новые оттенки, которые мы по своей неопытности предвидеть не могли, а значит, и сил они требовали немалых.

Меня обрадовало единодушие. Все было принято как само собой разумеющееся. Дело мы рассчитывали огласке не придавать, уладить все с деканом. По этой причине и заявление договорились подать каждый в отдельности. Вот и все сложности, впрочем, и случай весь.

Уже в конце мая начались экзамены. Мы узнали — Сергей заявления не подал… Говорит, отказались принять. Врет… Ребята, хоть и не верят, но сомневаются… А я нет… У меня с деканом разговор был.

Старик дал мне высказаться, а потом ошарашил.

— Я готов дать разрешение. Но существует одно обстоятельство. Лично мне оно не дает покоя. Ваш Тельпугов с подобной просьбой не обращался. Вчера органическую химию сдавал. Как же так получается? Вы просите отсрочку, потому как не можете сдавать экзамены. А Тельпугов, значит, может или… — декан не договаривает. Я вижу его вопросительный взгляд и опускаю глаза.

Согласитесь, трудно в течение одного разговора отрешиться от старых представлений и принять, как должное, новые. Не просто принять, привыкнуть.

Лицо Сергея отчетливо, прямо передо мной. Похоже на сон. И как по команде: «Я занят, у меня секция, сегодня никак, вот если завтра… горю масштабным огнем». А где-то сзади, как на световом табло… Ложь!

Декану не нравится мой вид:

— Ну… ну, — говорит он. — Право же, стоит ли так расстраиваться… Я и сам не рад, что затеял этот разговор… Для декана любой перенос — явление нежелательное. Вы меня понимаете? Я мог бы только радоваться поступку Тельпугова. Но, представьте себе, не радуюсь… Мы, старики, не лишены странностей. Декан поощряет срыв учебного графика. Не правда ли, забавно? Будем считать вопрос решенным. А за откровение на старика не сердитесь. И вообще ходите по земле, голубчик… Желаете оглянуться назад, оглянитесь. Только делайте это в начале пути.

Экзаменов было пять. Сережка сдал три — остальные перенес. Мы не требовали объяснений. Да и что они могли изменить? Все было несколько сложнее. Мы боялись Сережкиного откровения. И Димка нрав. Мы боялись узнать больше, чем знали. Однажды подвели черту и теперь сидели с закрытыми глазами. «Все хорошо, остальное — частности».

Допустим, Сашку можно понять. Наивность если не главное качество, то одно из главных, что определяет Сашку.

— Подлость, — восклицает Сашка и решительно вскидывает острые плечи. — Н-не понимаю. Все время считался человеком — и вдруг… Так не бывает.

Сашке бесполезно говорить — так бывает, бывает и хуже. Сашка неисправим. Он искренне не верит, что подлость возможно совершить сознательно и ложь в состоянии стать движущей силой целой человеческой жизни.

Смотрю на него и думаю, так ли уж плохо, когда непосредственность — не минутное проявление твоего я, а твоя сущность. Появляется какая-то иная высота, вторая точка обзора, она позволяет тебе стать над чем-то обыденным, повседневным, увидеть, может быть, не столь отчетливо, но зато дальше. Таков он, наш Сашка… Сашку нужно понять…

Сложнее вступать в полемику с самим собой. Отчего ты поступаешь именно так, а не иначе? Я до сих пор затрудняюсь ответить, прав ли был тогда в сквере. И на следующий день и много дней позже.

У Димки не было разговора с деканом… Димка не верил, но сомневался. Димка презирал самокопание. И при всем этом Димка сказал — нет.

— Ты тысячу раз прав, Димка, — говорю я, и ощущение боли растекается по телу.

Были экзамены, был отпуск, и еще десятки таких же «но» были и, наверное, будут. Зачеркнуть никогда не поздно. Я задаю себе один и тот же вопрос. Как бы поступил Николай. В нашем споре у него есть право голоса… Лично для меня — неоспорим вывод. Он неминуемо сказал бы — попробуем еще раз, мальчики. Будет ли это последний раз, я не знаю. Я могу только повторить эти слова: попробуем еще раз. И не потому, что он поймет, станет иным… Я в это не верю. Мне неприятен Сергей, его эгоизм. Не надо таращить на меня глаза, Сашка. Однако мы способны действовать только тогда, когда мы вместе, когда рядом каждый из нас со всеми своими «за» и «против».