Андрей Бинев - Тихий солдат

Павел устал стоять и уже решил вновь сесть на пол, спиной к кабине, но неожиданно разглядел знакомое лицо за обочиной дороги, метрах в пятнадцати впереди машины. Это несомненно был старшина Коля Солопов, командир разведвзвода, в котором он, Павел, числился его заместителем. Рядом с ним стоял высокий солдат, темноокий, с бритым до синевы черепом, в нелепой, маленькой пилотке. Это с ним они шли, и еще со вторым, кряжистым, похожим на крестьянина, в рейд за продуктами на Куршскую косу. Вот, оказывается, этот-то неопытный солдат вернулся, а он, Павел, стреляный воробей, попал в историю! Да и как они тут оказались? Ведь стояли же западнее, километрах в десяти, а то и пятнадцати в обратную сторону, у самого моря. Значит, был бой, и всех кинули в эту сторону, а он в это время самозабвенно спал в доме барона. Павел узнал и других солдат взвода, возившихся с огромным куском брезента, который должен был стать шатром. Ветер вырывал у них из рук тяжелую материю, с треском трепал ее, а они пытались закрепить один ее конец в ненадежном песке, напрасно рассчитывая на то, что небольшая, пузатая дюна защитит их.

Солопов покрикивал на высокого солдата, а тот виновато разводил руками. Павел громко рассмеялся, повернулся к младшему сержанту и крикнул:

– Мои, мои! Вон же старшина Солопов!

Младший сержант удивленно вытянул шею, но на обочине было много солдат и кого из них Павел назвал своими, он не знал.

Тарасов заколотил кулаком по крыше кабины и вдруг заорал так же, как Альфред только что:

– Моя компания! Моя компания! Остановите машину! Да стойте же! Солопов! Старшина! Да здесь же я!

Солопов, услышав свою фамилию, принесенную к нему порывом ветра, удивленно повернул голову и строго, напряженно стал оглядываться. Наконец, он увидел Павла, размахивавшего над головой руками и тут же, в два прыжка, оказался на дороге прямо перед машиной. Водитель резко выжал тормоза, полуторку слегка занесло чуть в сторону, отогнав небольшую группу пленных немцев и трех усталых конвойных с автоматами. Солдаты в кузове налетели друг на друга, громко заругались. Младший сержант, решив, что сейчас повторится то же самое, что и с Альфредом Адлером, попытался перехватить Павла за ремень сзади, но тут же получил сильный удар локтем в нос. Кровь брызнула ему на грудь, он схватился за лицо и со стоном присел.

– Прости, браток! – выкрикнул Павел и ловко перемахнул через борт на дорогу.

Солопов, каким-то особым чутьем человека, всегда жившего в неладах с властью и потому постоянно готового к решительной защите, и на этот раз остро почувствовал опасность. Он мгновенно обхватил Павла руками, стремительно развернулся вместе с ним так, чтобы загородить его от выстрела в спину, и быстрым, молниеносным взглядом прошил грузовик, людей в нем и того, кто был в кабине. На шоссе вылетел взбешенный капитан с маленькой, но очень заметной родинкой на виске, выхватил из кобуры пистолет и заорал срывающимся фальцетом:

– К бою!

Его солдаты посыпались из кузова и тут же залегли у колес машины.

– Ложись, вниз! Шнеллер! Шнеллер! – взлетел над дорогой истеричный крик одного из конвойных, на которого чуть было не наехала резко останавливавшаяся полуторка.

Пленные послушно свалились в кювет. Дорога в мгновение ока опустела метров на сорок в обе стороны.

– Взвод, к бою! – рявкнул в свою очередь Солопов и столкнул Павла с дороги.

Оба приникли к земле, за их спинами быстро растекались за дюной солдаты разведвзвода. Несколько человек бойко нырнули в кювет дороги с ближней к ним стороны.

Павел приподнял голову и крикнул:

– Товарищ капитан! Отставить, товарищ капитан! Это мой взвод. Я же говорил… Не надо, товарищ капитан!

– Кто это? – ошеломлено зашептал Павлу прямо в ухо Солопов.

– Сволочь одна, – также тихо ответил Павел, – Говорит, из СМЕРШа… Но я его видел под Ровно! Это он наших тогда…

– Ты ничего не путаешь? – Солопов был изумлен.

Но Павел уже поднялся на одно колено и помахал рукой:

– Отставить! Свои!

Но капитан не выходил из-за капота полуторки, за которым прятался с шофером. Тот осторожно приоткрыл свою дверцу и вытянул из кабины за ремень ППШ, лежавший до этого под сидением.

– Товарищ капитан! Я же говорил вам, я из войсковой разведки, а это ведь они…, – продолжал кричать Павел, – Вот тут командир взвода…старшина Солопов… Николай Юрьевич… У него мои документы!

Капитан подумал немного и выкрикнул, глядя почему-то в сторону немцев, прятавшихся в ближайшем кювете:

– А офицер! Офицер у вас имеется, старшина?

Солопов вдруг стремительно поднялся и, пряча пистолет в карман широких солдатских галифе, мрачно ответил:

– А как же! Лично капитан Вербицкий.

– Пошлите за ним, старшина, – решительно потребовал из-за машины капитан, – я офицер штаба фронта, управление контрразведки СМЕРШ. Это приказ, старшина!

– Ждите, капитан…

– Товарищ капитан! – поправил, повысив голос, капитан.

– Ждите, капитан! – с той же рассчитанной долей упрямства повысил голос Солопов и медленно повернулся назад. Он поднял руку и крикнул куда-то в сторону дюн:

– Поярков! Где ты там, Поярков!

– Тут я, товарищ командир взвода, – ответил высокий мальчишеский голос из-за дюны.

– Обгадился, что ли, Поярков? Визжишь, как баба! Бегом за капитаном Вербицким. Скажи…, его тут товарищ…СМЕРШ спрашивает, персонально.

Старшина на последних словах криво усмехнулся, посмотрел искоса на все еще лежащего в кювете Павла и лукаво подмигнул. Оба знали, что войсковой разведчик Вербицкий более всего не терпел у себя за спиной СМЕРШ, считая людей оттуда личностями второго сорта, потому что они ходили не во вражеский тыл, как он и его люди, а хозяйничали в своем, часто портя то, что делала с риском для жизни его рота. Они не доверяли, как ему казалось, тому, что он добывал и потом вел в свой тыл.

Это была старинная вражда между войсковой разведкой и контрразведкой даже одной армии. Такая неприязнь сродни извечному философскому спору – что было первым: курица или яйцо. Этот конфликт никто в высшем командовании и не намеревался прекращать, считая его полезным во многих отношениях и, прежде всего, в том, чтобы принуждать к взаимному контролю две мощные организации. Пусть лучше, мол, у них на это уходят силы, чем на опасный сговор между собой. Там силы удваиваются, а тут, напротив, делятся пополам.

Наступила долгая тишина с двух сторон дороги. За сорок метров на восток и метров за тридцать на запад собирались люди – кто из любопытства, гадая, что тут происходит, а кто из страха угодить под обстрел. То ли, дескать, пленные немцы напали на конвой, то ли перепилась пехота и теперь ссорится с кем-то на дороге? Так рассуждали люди, привыкшие за войну ко всякому – и к неожиданному прорыву противника огненной громадой, и к «дружественному» огню, когда свои с поразительной точностью, похвальной лишь в бою, стирали с лица земли своих же. Поэтому все терпеливо ждали и приближаться побаивались.