Роберт Пирсиг - Дзэн и искусство ухода за мотоциклом [litres]

Вот наконец и пригодились стандартные учебники риторики. Те принципы, что в них разжевывались, больше не выглядели правилами, против которых надо бунтовать; сами по себе они перестали быть истинами в последней инстанции и превратились в навыки, трюки для производства того поистине важного, что не зависело от технических навыков, — Качества. Была ересь, отколовшаяся от традиционной риторики, — стало прекрасное введение в нее.

Федр вычленял аспекты Качества: единство, наглядность, авторитетность, экономия, внимание к оттенкам, ясность, выделение главного, гладкость, напряжение, яркость, точность, пропорциональность, глубина и так далее; давал им такие же скверные определения, как и Качеству, но демонстрировал их тем же способом — чтением в классе. Показывал, как аспект Качества, называемый «единством», цельность повествования, можно улучшить применением навыка под названием «составление плана». Авторитетность довода можно усилить методом «примечания», дающего отсылку к авторитету. Планы и примечания — дело обычное, этому учат еще на первом курсе, но теперь они — инструменты улучшения Качества, у них есть задача. И если студент сдает кипу невнятных ссылок или небрежный план ради галочки, ему теперь можно говорить: ваша работа вроде бы отвечает букве задания, однако очевидно, что цели Качества она не отвечает, стало быть, она не имеет ценности.

Теперь в ответ на вечный студенческий вопрос: «Как мне это сделать? » — который раздражал Федра так, что хоть в отставку подавай, он мог ответить: «Без разницы как! Делай хорошо». Упорствующий студент спрашивал в классе: «Но откуда нам знать, что хорошо?» — однако не успевал вопрос смолкнуть, понимал, что ему уже ответили. И кто-нибудь произносил: «Это просто видишь ». А если тот стоял на своем: «Нет, не вижу», — ему отвечали: «Нет, видишь. Он доказал». И студенту — никуда не денешься — приходилось самостоятельно выносить суждения о Качестве. Именно это — и только это — учило его писать.

Прежде академическая система вынуждала Федра говорить, что он хотел, — хоть он и знал, что от этого студенты вынуждены подчиняться искусственным формам, которые уничтожают их творчество. Студентов, принимавших его правила, потом осуждали за неспособность творить — или за то, что их работы не соответствуют их личным меркам того, что хорошо.

Теперь же с этим было покончено. Вывернув наизнанку основное правило — все, чему надо учить, сначала следует определить, — Федр нашел выход. Он не совал студентам под нос ни принципов, ни правил хорошего письма, ни теорий — но вместе с тем показывал нечто весьма реальное, чью реальность они не могли отрицать. Пустота, созданная отменой оценок, вдруг заполнилась позитивной целью, Качеством, и все встало на места. Изумленные студенты приходили к нему в кабинет и говорили: «Я раньше просто ненавидел английский. А теперь только им и занимаюсь». И не один-два — многие. Понятие Качества было прекрасно. Получилось. Качество было таинственной личной, внутренней целью каждой творческой личности. И его наконец обозначили на доске.

Оборачиваюсь — как там дела у Криса? По лицу видно — устал.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — отвечает он, но голос злой.

— Можно когда угодно встать лагерем, — предлагаю я.

Он мечет в меня свирепый взгляд, и я больше ничего не говорю. Вскоре замечаю, как он пытается обойти меня по склону. Трудно ему — но вырывается. Идем дальше.

Со своим Качеством Федр зашел так далеко, потому что намеренно отказывался смотреть за пределы школьной аудитории. Тут уместно изречение Кромвеля: «Никто не забирается так высоко, как тот, кто не знает, куда идет» [19] Слова английского военачальника и диктатора, позднее лорда-протектора Англии, Шотландии и Ирландии Оливера Кромвеля (1599–1658), сказанные послу Франции Помпону де Бельевру (1606–1657). Кардинал Рец (Жан-Франсуа Поль де Гонди, 1613–1679) приводит их в своих «Мемуарах» (изд. 1717). Существует несколько вариантов этого выражения. . Федр не знал, куда шел. Он знал только, что у него получается.

Со временем, однако, он стал задаваться вопросом, почему у него получается — уже ведь ясно, что это иррационально. Почему работает иррациональный метод, когда все рациональные — такая дрянь? В Федре крепло интуитивное ощущение: он наткнулся отнюдь не на диковину. Тут все не так просто. А вот насколько непросто, Федр не знал.

Так началась кристаллизация, о которой я уже говорил. Окружающие недоумевали: «Чего он так переживает из-за этого «качества»?» Но видели они лишь слово и его риторический контекст. И не ведали былого отчаянья Федра от абстрактных вопросов самого существования, которые он, сдавшись, бросил.

Спроси кто угодно: что такое Качество? — это был бы просто вопрос. Но когда спрашивал он , само его прошлое разносило этот вопрос одновременно во все стороны кругами волн — то была не иерархическая структура, а концентрическая. Волны из центра пускало Качество. Пока эти волны мысли расходились, я уверен, Федр ожидал, что каждая достигнет некоего берега существующих порядков мысли и сам он вольется в эти мыслительные структуры. Но ни до какого берега ничего не докатывалось — вплоть до самого конца. Да и особого берега не возникло. Лишь вечно разбегающиеся волны кристаллизации. Я теперь как смогу попробую за ними проследить — это вторая фаза его исследования Качества.

Впереди Крис каждым своим движением показывает, как он утомился и сердится. Спотыкается, не отгибает ветви — они по нему хлещут.

Жалко это видеть. Видимо, отчасти тут виной бойскаутский лагерь, где он пробыл две недели до нашего отъезда. Из того, что он мне рассказывал, ясно: они там все эти выходы на природу превратили в сплошное выпячивание собственного «я». Докажи, что ты взрослый. Крис начал с низшего звена, и его тыкали носом: в низшем звене быть довольно позорно… первородный грех. Затем ему дали себя проявить длинной цепочкой свершений — плавать, вязать узлы… он перечислил десяток, но я их забыл.

Я уверен: если перед пацанами в лагере ставят цели «эго», они преисполняются и энтузиазмом, и духом товарищества, но в конечном счете такая мотивация разрушительна. Любое усилие с самовосхвалением в конечной точке неминуемо завершится катастрофой. И вот мы за это платим. Если взбираешься на гору, чтобы доказать, какой ты большой, вершины почти никогда не достигнешь. А если и взойдешь, победа окажется пустой. Чтобы добиться победы, придется проявлять себя вновь и вновь другими способами, опять и опять, вечно стремиться наполнять пустой образ — с неотступным страхом, что образ ложен и рано или поздно кто-нибудь это поймет. Так не годится.