Роберт Пирсиг - Дзэн и искусство ухода за мотоциклом [litres]

Из Индии Федр написал письмо о паломничестве на святую гору Кайлас — к истоку Ганга и обители Шивы, высоко в Гималаях. Он ходил туда с одним святым и его последователями.

Федр так и не дошел до горы. На третий день он в изнеможении сдался, и паломники ушли дальше без него. Он писал, что физическая сила у него была, но ее недостаточно. Интеллектуальная мотивация тоже была, но и это не все. Он не считал себя самонадеянным, но шел в паломничество, чтобы расширить собственный опыт, достичь понимания ради себя . Он пытался использовать гору в своих интересах — да и паломничество тоже. Воображал неизменной сущностью себя — не паломничество и не гору, а потому оказался не готов. Другие паломники, размышлял он, — те, что дошли до горы, — вероятно, ощущали ее святость так сильно, что каждый шаг для них был актом преданности, покорности этой святости. Святость горы вселилась в них самих и давала им силы вынести гораздо больше того, что мог вытерпеть он, несмотря на бо́льшую физическую силу.

Со стороны эгоистическое карабканье в гору и самоотверженное восхождение кажутся одинаковыми. И те скалолазы, и другие передвигают ноги. И те, и другие вдыхают и выдыхают воздух с равной частотой. Останавливаются, когда устанут. Идут вперед, когда отдохнут. Но разница, разница! Эго-скалолаз подобен инструменту со сбитой калибровкой. Он переставляет ногу на секунду раньше или позже, чем нужно. Скорее всего, не увидит прекрасных лучей солнца, пронизывающих кроны. Он продолжает идти, даже когда небрежность шага показывает, что он устал. Отдыхает, когда не надо. Пытается разглядеть, что его ждет выше по тропе, хоть и знает, что там, ибо смотрел секунду назад. Он идет чересчур быстро или медленно, а говорит всегда о других местах, о другом. Он здесь, но его здесь нет. «Здесь» он отрицает — оно не приносит ему радости, он хочет быть где-то дальше на тропе, а когда доходит — опять несчастен, потому что это снова «здесь». Искомое, желаемое — вокруг него, но он его не желает, потому что оно — вокруг . Каждый шаг — усилие и физически, и духовно, ибо для него цель внешня и отдаленна.

Вот в чем, похоже, сейчас беда Криса.

Определением Качества занята целая ветвь философии. Ее называют «эстетикой». Она задает вопрос: что означает прекрасное? — и вопрос этот уходит корнями в античность. Но Федр, изучая философию, яростно открещивался от этой ветви знания. Чуть ли не нарочно провалил единственный курс по ней, на который ходил, и написал несколько рефератов, где обрушивался и на преподавателя, и на его материал с возмутительными нападками. Федр ненавидел и поносил все.

Так он относился не к одному конкретному эстетику. Ко всем вместе. Его бесила не чья-то конкретная позиция в эстетике, а то, что Качество должно подчиняться вообще какой-либо позиции. Интеллектуальный процесс порабощал Качество, проституировал его. Сдается мне, от этого Федр и злился.

В одной работе он написал: «Эти эстетики полагают, что их предмет — некая мятная карамелька, а у них привилегия обсасывать ее своими жирными губами; ее можно поглощать, можно интеллектуально разделывать, насаживать на вилку и отправлять ложкой в рот, кусок за куском, с подобающе гурманскими замечаниями, — блевать тянет. Они обсасывают гниль с того, что сами давно убили».

Вот первый шаг в процессе кристаллизации: Федр увидел, что, если Качество не метить определениями, напрочь стирается целая сфера под названием «эстетика»… лишается прав на существование… капут. Отказавшись определить Качество, Федр полностью вывел его за аналитический процесс. Не можешь определить Качество — не подчинишь его никакому интеллектуальному правилу. Эстетикам больше нечего сказать. Вся их наука — определение Качества — исчезла.

Эта мысль привела его в восторг. Будто он открыл средство от рака. Никаких больше толкований, что есть искусство. Никаких замечательных критических школ, где знатоки живут ради того, чтобы рационально определять, в чем композитор преуспел, а что ему не удалось. Всем, вплоть до распоследнего всезнайки, придется наконец заткнуться. Это уже не просто интересная мысль. Это мечта.

По-моему, в начале никто и не разглядел, на что он нацелился. Все видели интеллектуала, который пытается донести до них нечто облаченное в рациональный анализ преподавания. Никто не заметил, что цель Федра была совершенно противоположна всему, что им привычно. Он не развивал рациональный анализ. Он его блокировал. Обращал метод рациональности против него же, против своих же — в защиту иррационального понятия, неопределенной сущности, называемой Качеством.

Он писал: «(1) Каждый преподаватель английского знает, что есть Качество. (Любому преподавателю, который этого не знает, следует сей факт тщательно скрывать, ибо это непременно послужит доказательством его некомпетентности.) (2) Любой преподаватель, который полагает, будто качество письма может и должно быть определено прежде, чем его преподавать, пускай возьмет и его определит. (3) Всем, кто чувствует, что качество письма существует, но его нельзя определить, а обучать ему следует все равно, окажется полезен следующий метод обучения чистому качеству в письме — но без определения Качества».

И дальше Федр описывал некоторые методы сравнения, которые разрабатывал в классе.

Сдается мне, он надеялся, что кто-нибудь клюнет, кинется оспаривать и попробует дать определение Качества. Но никто не рискнул.

Тем не менее уже от вводного замечания: мол, неспособность определить Качество — доказательство некомпетентности — некоторые брови на отделении удивленно поползли вверх. В конце концов, Федр — младший преподаватель, никто не ждет, что он станет учить старших коллег работать.

Его право говорить, что вздумается, ценили, и старшим коллегам вроде бы пришлась по душе его независимость мышления, они поддержали его как и полагается в храме. Но, вопреки убеждениям многих противников академической свободы, храмовое отношение никогда не подразумевало, что учителю позволено болтать что ни вздумается вообще без всякой ответственности. Храм просто полагает, что ответственность должна быть перед Богом разума, а не перед идолами политической власти. Федр оскорблял людей — этот факт не имел отношения к истинности или ложности того, что́ он говорил, и сразить его за это этически было невозможно. Но его готовы были сразить — этически и со смаком — за любое отсутствие смысла. Он мог делать что угодно, пока оправдывал это с точки зрения разума.

Но черт возьми, как оправдать отказ давать определение? Определения — основа разума. Без них нельзя рассуждать. Можно некоторое время сдерживать нападки причудливыми диалектическими кренделями и оскорблениями по части компетентности и некомпетентности, но рано или поздно придется выдвигать кое-что посущественней. Попытка Федра предложить что-то существенное вызвала дальнейшую кристаллизацию за традиционными границами риторики — она уже уводила в царство философии.