Александр Казимиров - Бульварное чтиво

Незаметно день клонился к вечеру, сгущались сумерки. В пятиэтажных небоскребах беспорядочно вспыхивали окна. На улицах появился возвращающийся с работы народ. Покачиваясь, шумной гурьбой шли работяги. Их проспиртованное дыхание добавляло в аромат зимы каплю русского духа. Торопливо семенили работницы городских учреждений. А как же им не торопиться, если дома ждут умирающие от голода дети, мужья, кошки и попугайчики! Медленно, вразвалочку фланировали пенсионерки. Объемные как танкеры, они никуда не спешили. Да и куда им, собственно, спешить? Век прожит, ноги болят, руки не гнутся, голова не работает. Прогуляются на ночь глядя и — домой, к телевизорам, смотреть очередную белиберду от Малахова.

Лампадками зажигались фонари. Вокруг них мошкарой вились незаметные доселе снежинки. Днем их было не видно, или на них просто не обращали внимания. В парке показались приверженцы здорового образа жизни. Встав на лыжи, они грациозно, в замедленном темпе переставляли свои удлиненные деревяшками ноги. Смотришь на них и размышляешь, куда бегут: от инфаркта, или — к нему? Сразу и не поймешь. Ничего, врачи разберутся в причинах остановки сердца. Ширк-ширк, ширк-ширк скользили по проторенной лыжне люди в спортивных шапочках и исчезали в темноте.

Вот и — ночь! Завыл в водосточных трубах ветер, погнал волчьей стаей поземку по снежному насту. Спрятались за тучками-невидимками звезды, прихватив с собой рогатого ухажера. А дома благодать! Лежишь под одеялом, читаешь книжку и незаметно погружаешься в дрему. Недочитанный роман валится из рук, а его герои прячутся под подушку.

Сны зимой фееричные, не то что летом, когда простыня липнет к спине и тяжело дышать от духоты. На подсознание влияет еще приближение Нового года. Потому и сны эти цветные и беззаботные. Если, конечно, спящего не терзают болезни или душевные хвори. Ревность, например. Такие дела вообще способны породить бессонницу! Они не касаются только стариков, хотя как знать! Встречаются такие «динозавры», которые до гробовой доски только и думают об аморальном. Знавал и я такого любвеобильного дедушку. Собственно, о нем я вам и расскажу.

На первом этаже дома № 5, что по улице «Пионеров-героев», проживал некий дядя Лева. Дядей его назвать можно было с натяжкой, так как ему давно стукнуло восемьдесят с гаком. Но, судя по числу старух, навещавших его, он пребывал еще в самом соку. Старушки менялись часто, и так же часто между ними вспыхивали ссоры, доходящие до рукоприкладства. Вы когда-нибудь видели дерущихся старушек? Нет? Вы много потеряли! Весьма занимательное зрелище! Битва начиналась со словесных перепалок. Добропорядочные с виду бабульки вдруг начинали называть друг друга представительницами древнейшей профессии в простонародном варианте, прошмандовками и всякими другими ласковыми словами. Доведя себя до кондиции, они бросались врукопашную. Их агрессии могли бы позавидовать обожравшиеся мухоморов викинги или хладнокровные самураи. Оренбургские платки сползали на разрумяненные морозом лица, трещали цигейковые воротники, в больных ногах просыпалась неведомая сила, и старушки демонстрировали приемы карате. Пинали, честно говоря, не очень высоко и не очень сильно. После удара бабушки-ниндзя не могли удержаться на ногах, и борьба переходила в партер. За соревнованием из-за шторы следил главный приз — дядя Лева. Ему льстило повышенное внимание слабого пола. Он курил, крутил в пальцах спичечный коробок и недовольно покачивал головой. Кажется, что некоторые удары дерущихся расстраивали его: он бы врезал не так и врезал бы посильнее. Но что об этом говорить, дрался-то не он! Бабушки к тому времени глубоко дышали, развалившись в сугробе. Словно из лопнувших труб, из беззубых ртов вырывался пар. Случайные прохожие помогали соперницам подняться, и те расходились по домам, на ходу посылая неизвестно кому проклятия: то ли дяде Леве, то ли конкурентке.

В это время к подъезду кошкой кралась третья особь, наблюдавшая за битвой из-за угла. Сегодня ее день! Сейчас они попьют с милым Левой чаю, снимут бесполезные челюсти, дабы не загрызть друг друга в порыве страсти или не подавиться ими в момент поцелуев, и приступят к изощренным ласкам. О, Боги, знали бы вы, на что способны списанные со счетов пенсионеры! Никакая камасутра не может поспорить с эквилибристикой на ветхозаветном диване — скрипучем ложе с неоднократно подмоченной репутацией. Нет, диван великолепно справлялся с возложенной на него функцией. Он замечательно пружинил: остался еще порох в пороховницах; протяжно и эротично скрипел, добавляя соитию толику юношеского романтизма. Репутацию ему подмачивало ночное недержание дяди Левы. Утром старичок сушил диван утюгом, отчего комната благоухала ароматом печеных яблок. Дядя Лева распахивал форточку, и сквозняк выгонял из жилища компрометирующие хозяина запахи. Но легкий запашок все же оставался. За долгие годы он впитался в обои и никак не хотел улетучиваться. Территория была помечена, и квартиру вновь ожидал фестиваль разврата!

Иногда случались накладки. При встрече с поклонницами у ловеласа отшибало память, и дверь оставалась не запертой. В самый пикантный момент в квартиру могла ворваться нежданная гостья. Дядя Лева категорически возражал против шведского уклада, он придерживался традиционных взглядов, но на дальнейшее развитие событий повлиять не мог. Выяснение отношений происходило прямо в колыбели любви. Дядя Лева мог бы рыкнуть и замять конфликт в зародыше. Но он же не тэйсинтай! Дряхлый обольститель боялся, что ему поцарапают внешность. Так он и отсиживался на кухне, проклиная свою забывчивость. Обычно, изнуренная сладострастными утехами бабка не оказывала должного сопротивления. Поспешно натянув штопаные рейтузы, она набрасывала на разгоряченное тело пальтишко и выскакивала вон. Старая калоша уже получила свою порцию счастья, и обида не особо терзала ее. А вот дяде Леве приходилось несладко! Мало того, что сил на второй заход не осталось, приходилось выслушивать унизительные тирады о неверности и риске подцепить гонорею. Пристыженный лев слушал, потупив взгляд и ковыряя пальцем бакенбарды на лысом, украшенном пигментными пятнами черепе.

Кстати о бакенбардах! Бакенбарды являлись гордостью пережившего армию врагов и всех дружков витязя. Напрашивалось сравнение: витязя в тигровой шкуре, но, кроме черных семейных трусов, у дяди Левы ничего не было, даже приличного трикотажного костюма. Висели в шифоньере какие-то полинявшие рубашки и по многу лет нестиранные брюки… Однако вернемся к гордости! Каждое утро истерзанный любовными баталиями, но еще могучий лев внимательно рассматривал в зеркало бакенбарды а-ля Франц Иосиф, смачивал их особым раствором и взбивал массажной расческой. Через час или полтора бакенбарды обвисали, но ухаживать за ними постоянно старик ленился. Так до вечера и колосились желтоватые, под цвет лица, заросли от висков до складок вокруг массивного подбородка. Дополняли мужественный портрет густые брови и буйная растительность, торчащая из ушей и носа. Все это придавало престарелому ловеласу брутальность, своеобразный шарм. К тому же дарило бурные фантазии львицам из его прайда. Ошметки некогда пышной гривы им снились ночами, проникали в самые сокровенные места и щекотали эрогенные зоны. Зачем и как они туда проникали, я не имею понятия, об этом надо спросить у хозяек чудных сновидений. Поговаривали, что одна бабуся из его гарема умирая во сне, шептала искусанными губами: «Левушка, Лева…» Проснувшиеся родственники пытались привести ее в чувство, но тщетно. Бедняжка покинула грешный мир, утонув в омуте эротических грез.