Вэдей Ратнер - В тени баньяна

Довольный утренним уловом, охваченный приятной усталостью, Пок не спеша опустился на бамбуковый настил, взял кусочек жевательного табака и начал рассказывать жене о нашей утренней вылазке, заняв не знающие покоя руки деревянной фигуркой теленка.

Мы прибыли в Стынгкхае в пору, которую Пок называл «плач муссона». Утром небо хныкало мелкой моросью, днем безутешно рыдало, рыдания переходили в жалобные всхлипы, которые продолжались до самого вечера, а иногда и ночи. Одни существа гибли в воде, как, например, скорпионы, другие, как лягушки и жабы, наоборот, плодились. Их кваканье и скрипы разносились по округе, сливаясь в невообразимую какофонию, а все пруды и лужи покрывала студенистая пленка из икринок. Природа как будто не делала различий между рождением и смертью – праздновала одно и тут же оплакивала другое.

Подобно тому, как дожди меняли пейзаж, пыл Революции менял жизнь в деревне, словно движущие силы этих двух явлений сговорились действовать сообща. Вскоре после нашего приезда часть Стынгкхае и почти вся низина вокруг оказались затопленными, и там, где когда-то была земная твердь, теперь разлилось озеро, постоянно менявшее свой облик. Однажды на нем за ночь появились водные гиацинты, неожиданно, как острова в архипелаге, – будто природа в порыве вдохновения разрисовала ими водную гладь. Несколько дней они неспешно скользили по поверхности озера, привлекая птиц, – те садились на твердые, упругие листья или пили нектар из похожих на маленькие мешочки цветов. Потом пришла гроза – точно какой-то бог, которому наскучили гиацинты, жесткой метлой вымел из озера плавучие острова, заменив их волнистым ковром из лотосов. Отцветая, белые и розовые лотосы оставляли после себя зеленые коробочки с семенами.

Мы с Поком плавали по озеру на пальмовой лодке-долбленке, и пока он ловил креветок и мелких рыбешек, я собирала коробочки лотоса. Я обрывала стебли, опуская руку в воду по самое плечо, чтобы они дольше удерживали влагу и не увядали до нашего возвращения домой, а возвращались мы обычно к обеду. Иногда мы проводили на озере целый день, обедали рисом и креветками, маринованными в соке папайи, которые Мае давала нам с собой, а если голод просыпался вновь, ели свежие семена лотоса. Мы молча плавали среди цветущих и отцветших лотосов, словно во сне. На случай, если нам вдруг становилось скучно или просто хотелось всколыхнуть тишину, у нас был ритуал: я разламывала коробочку с семенами и, взяв пустую скорлупку, с громким хлопком разбивала ее о лоб – Пок, очнувшись от мечтательного забытья, медленно поворачивался и, увидев красное пятно у меня на лбу, делал то же самое. И мы снова погружались в молчание, две заблудшие души, вполне довольные своим одиночеством.

Однажды, когда шел мелкий дождь, мы с Поком, замечтавшись, потеряли счет времени. Вернулись домой уже в сумерках насквозь промокшие и продрогшие, но зато наша лодка была полна коробочек лотоса, а рыбешек и креветок мы поймали столько, что хватило бы на несколько дней. Мае была вне себя от радости, что мы принесли такой щедрый улов, и от волнения, что нас так долго не было.

– Всемогущий Будда, я уж подумала, вас унесло океанскими волнами!

Пок и я весело переглянулись – кто бы сомневался, что в представлении Мае с нами приключилось нечто ужасное. На самом деле в ее словах была доля правды: с нашего пригорка вода вокруг казалась похожей на соединенные между собой морские заливы. Что до мамы, она со спокойной душой доверяла меня Поку. Он даже научил меня плавать. Пока получалось не слишком хорошо, но я хотя бы держалась на воде.

Половодье принесло в Стынгкхае изобилие и нужду одновременно. Вода кишела рыбами, крабами, раками и еще множеством невиданных существ, а воздух – сверчками, излюбленным лакомством местных жителей. Часто добыча сама шла к нам в сети и ловушки, и то, что мы не успевали съесть в тот же день, Мае мариновала и запасала впрок.

А вот с рисом дела обстояли намного хуже: все боялись, что этот сезон будет неурожайным. Вода полностью затопила рисовые поля. По словам Пока, те поля, что оказались в самой середине озера, напрасно засадили первыми. Нужно было дождаться, когда муссон начнет стихать, и использовать традиционный способ «по следам воды»: как только вода уходит, крестьяне спешат высадить саженцы на пути, которым двигался поток, как будто преследуют его. Это действенный, проверенный временем способ, пояснил Пок. Почва после половодья богата питательными веществами, принесенными из озера Тонлесап и Меконга. Однако солдаты Революции не знали об этом способе. Желая ускорить посадку и увеличить производство риса, они приказали крестьянам высадить на поля ценные саженцы, и они погибли в воде. Повсюду плавали куски почерневших, сгнивших стеблей, похожие на смертоносных игольчатых пиявок, возможно больные чем-нибудь и оттого опасные для уцелевших саженцев.

Из-за страха неурожая, охватившего Стынгкхае, а может, из-за собственного трепета перед Организацией, чье имя восклицательным знаком присутствовало в каждом высказывании, в каждой беседе, камапхибали пытались добиться скорейшего выполнения своего очередного плана: объединить запасы риса всех окрестных деревень. Они послали в деревни солдат Революции, и те объявили о «большом собрании для решения политических вопросов». Все должны явиться в поместье бывшего землевладельца – в его амбаре будет храниться общий рис.

Те, кто предпочитал передвигаться посуху, отправились в путь в повозках, не испугавшись размытых дождями извилистых дорог, однако большинство людей добирались по воде. Вереницы лодок потянулись по бурной реке, как стежки по шелковой ткани, – на собрание съезжались жители со всей округи. Мы сели в свою долбленку и с радостью присоединились к этой процессии. И хотя мы плыли по делам, вокруг царила атмосфера праздника. Ясный, погожий день, умывшись дождем, сиял голубым небом с безмятежно-белыми облаками. Легкий ветер с запахом солнца ласкал наши лица и доносил приветственные крики: «Добрый день, друзья-мореплаватели!» – «Здравствуйте, товарищи!» – «Давайте наперегонки!»

Когда мы прибыли на место, хорошее настроение вмиг улетучилось. Все разговоры прекратились, и дурное предчувствие окутало нас, словно ночной сумрак. Пок причалил к молодой иве, росшей у самой воды. Мы вышли на берег и направились к поместью. С одной стороны, в окружении старого фруктового сада стоял большой дом с крышей-пагодой, а с другой – в тени деревьев-великанов, – амбар. Следуя за толпой, мы подошли к амбару. На земле, среди соломы и шелухи, валялись похожие на скелеты гигантских насекомых деревянные молотилки, веялки, жернова, ступы и песты. Дети сновали вокруг, не обращая внимания на недовольство взрослых. Однако стоило появиться камапхибалям, все замерли на месте и притихли.