Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

- А что делает людей счастливыми?

- Много чего, - Дуня обогнала Ивана и, повернувшись к нему лицом, вдруг пошла спиной вперед, - например, мороженое. Помнишь, как в детстве, купил мороженое, идешь, ешь его на улице. И счастье!

- Дульсинея, я смотрю, ты специалист по счастью, - Тобольцев остановился и посмотрел на свою спутницу слегка прищуренными глазами. - Ты уверена, что мороженое работает и в тридцать?

- Абсолютно, - заявила Дуняша. - Мы проверим на тебе. Только не здесь.

- А где? На Тверской? Кажется, мы почти дошли до нее.

- Почти дошли, - подтвердила она. - Но есть мороженое на Тверской не совсем удобно. Слишком много спешащих людей. И, кстати, в твоем каталоге я не увидела Тверской, а ведь это главная улица города. Не отставай!

- Честно говоря, - заметил Иван, выйдя на Тверскую, - я был уверен, что ты повернешь в сторону Пушкинской площади, а ты, похоже, собралась показать мне Красную. Планируешь дегустировать мороженое перед Мавзолеем?

- Увидишь, - загадочно произнесла Дуняша.

- Я понял, - через некоторое время сказал автостопщик. - Ты ведешь меня в Камергерский, и мороженое будет там.

- Почему ты так решил?

- Ну, Дульсинея, это просто - там МХАТ!

- Не угадал, Дон Кихот. Хотя Камергерский я тоже очень люблю. Но не больше Тверской с ее Центральным телеграфом, книжным, мэрией и памятником Юрию Долгорукому. Посмотри вокруг! Здесь всегда люди, всегда жизнь. Наверное, именно здесь я сильнее всего чувствую Москву. И, может, как раз оттого, что совсем рядом Красная площадь. А напротив, видишь, Ермоловский театр. Очень красивое здание. Каждый раз, когда прохожу мимо - любуюсь. Он кажется совсем игрушечным в окружении больших гостиниц. И, кстати, если говорить про театры, то моя Москва - больше Ермоловский, чем МХАТ.

- Почему? Мне кажется, что Москва - это в первую очередь МХАТ, Современник, Таганка и Ленком.

- Ого, неужели мы беседуем о театрах, автостопщик? - с веселым изумлением воскликнула Дуняша. - Не забудь добавить к списку Большой, Малый и Вахтанговский. Только мы ходили в Ермоловский. Там в кассе всегда были билеты, и продавались они по ценам, доступным студентам. Конечно, - она хитро посмотрела на Дон Кихота, - сейчас мой список значительно расширился МХАТом, Ленкомом и Большим.

Они дошли до конца улицы, и Дуня никуда не свернула. Она спустилась в подземный переход.

- Неужели все-таки Красная площадь, Дульсинея?

Она ничего не ответила, но довольная улыбка так и не сходила с ее лица.

Нет, это оказалась не Красная площадь. Дуняша привела его в Александровский сад. И когда Тобольцев понял, что сейчас они пойдут вдоль цветущих клумб и распустившихся уже совсем по-летнему деревьев, она стала очень внимательно, как-то по-детски смотреть на его лицо, пытаясь прочитать в его глазах хотя бы отблеск того восторга, который все больше и больше охватывал ее саму. Ей так хотелось, чтобы он понял, увидел, почувствовал все то, что чувствовала в этот момент она.

Сад в самом центре города, по дорожкам которого катаются на самокатах дети, старики неспешно прогуливаются или сидят на лавочках, беседуют. Много молодежи, уже появились студенты на роликах. И здесь никто не спешит, и над головой высокое-высокое небо, и вокруг - май. Цветущий, яркий, неповторимый.

- Мы опоздали, - сказала вдруг Дуняша, и, заметив его растерянный взгляд, объяснила: - В Александровский сад надо ходить чуть пораньше, когда уже распустилась сирень, но еще не отцвели тюльпаны. Это необыкновенно. Здесь такие клумбы, целые... целые ковры тюльпанов самых разных цветов. И я, наверное, никогда не смогу к этому привыкнуть, каждый раз дух захватывает от такой красоты. Вот это моя Москва, автостопщик, она именно такая, но в твоем каталоге ее нет.

Они неспешно шли по дорожке и молчали, их обгоняли другие гуляющие, и Тобольцев видел, как время от времени Дуня на мгновенье закрывала глаза и поднимала лицо к солнцу, словно пыталась поймать его тепло.

- Она у тебя слишком красивая, - сказал он, наконец. - Тверская, Александровский сад, Столешники.

- Согласна, - ответила Дуняша, остановившись перед лотком с мороженым, чтобы купить два эскимо.

Одно она протянула Ивану.

- Вот здесь лучше всего есть мороженое. Пробуй.

И стояла, и ждала, пока он развернет упаковку и начнет есть.

- Чувствуешь счастье?

Он смотрел на ее почти без косметики лицо, маленькую вертикальную складочку на лбу, выбившиеся из хвоста пряди волос и ответил:- Чувствую.

- Я же говорила! Пойдем к сирени. В мае ни в коем случае нельзя пропустить цветущую сирень.

И они пошли.

- Ты, конечно, прав, это далеко не вся Москва. Есть спальные районы и метро, есть неубранные улицы и бездомные люди. И это тоже - город. Просто в один день нельзя обойти все. И, наверное, сегодня мне захотелось показать тебе ту Москву, которую я очень люблю.

Дуня остановилась перед кустом сирени и аккуратно наклонила цветущую ветку к себе, чтобы насладиться ароматом. Иван не пошел вслед за ней. Он стоял чуть в стороне и просто смотрел.

- Ну что, ты готов есть красный торт? - спросила Дуняша через несколько мгновений, присоединившись к нему.

- Ты знаешь, где их готовят?

- Конечно. В «Шоколаднице». Нам надо только выйти отсюда и найти ближайшее кафе.

- То есть не в ресторан? - уточнил Тобольцев.

- То есть ты сноб? - поинтересовалась Дуняша и окинула его взглядом с ног до головы.Пришлось признать, что выглядел автостопщик... в общем, она могла понять моделей. Так непривычно было поначалу увидеть его в такой стильной почти классике. И Тобольцеву удивительно шли и темные джинсы, и рубашка, и старые неспортивные часы на запястье. Дуня все это заметила и, сейчас, стоя напротив него, вдруг остро почувствовала, что проводит этот вечер с мужчиной. Не свидание, нет, просто прогулка и обещанный торт, как благодарность за Пашу, но... все равно. Перед ней стоял мужчина. Который вчера, пусть и случайно, но так осторожно и так интимно до нее дотронулся. Иван что-то ответил, и Дуне пришлось сделать усилие, чтобы отвести глаза и прийти в себя, и отогнать прочь совершенно ненужные и неожиданные мысли. И понять, что он сказал.

- То есть автостоп несовместим со снобизмом?

- Совершенно верно, Дульсинея.

- Отлично. Тем более тогда никаких ресторанов со звездами Мишлен. Мы направляемся в кафе. Ты хотел неотлакированную Москву? Добро пожаловать в место, куда ходят жители спальных районов, студенты и гости столицы. Ну и скоро доберутся фотографы-неснобы.

Кафе нашлось без труда. И свободный столик тоже. Пока они ждали официанта с меню, Тобольцев спросил:- Скажи, а если бы у тебя не сложилось с профессией дизайнера, кем бы ты стала?

- Реставратором, - не задумываясь, ответила Дуняша. - Это очень сложная и очень ответственная профессия. Реставраторы - они как хранители. Именно эти люди дают новую жизнь старому зданию и берегут корни города. Старые дома - не просто ветхие строения, но и история страны, часть культуры. Иногда мне кажется, что Москва исчезает. Да, как и любой город, она не стоит на месте. Как ты сказал сегодня? Мегаполис. Москва - мегаполис. Без сомнения. Она расстраивается, украшается клумбами, летними кафе, детскими площадками. Современный город нельзя представить без высоких домов и огромных торгово-развлекательных центров. Все так. Но есть еще и другая Москва. Старая. Дореволюционная. И особняки. Есть Покровка, есть Пятницкая, есть Чистые пруды. Для меня такие места - это словно сердце города, понимаешь? А сердце - его надо беречь.Было немного странно сидеть с ним снова за одним столиком в ожидании меню. Словно на один вечер возвратилась совместная дорога. Дуня замолчала. Он больше не задавал вопросов. Может, тоже ощутил это иррациональное чувство продолжающегося общего пути?