Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

Ваня демонстративно оценивающим взглядом смерил последовательно: торт, ложку, Дунину руку. Потом кивнул.

- Мое обжорство меня погубит. Давай, корми. Я продался с потрохами за вторую порцию торта с царской тарелки.

Иван внимательно следил за тем, как ложка отломила кусок торта с красной глазурью, как потом придвинулась к его губам, но не коснулась. И раздался негромкий голос.

- О чем ты мечтаешь? Какая твоя самая главная мечта? Та, которая очень важно, чтобы сбылась?

Он смотрел ей в глаза. А она смотрела почему-то на ложку. Или на то, что было рядом с ложкой? Так вот? Ладно.Ее запястье целиком уместилось в кольце его пальцев. Торт Иван снимал с ложки медленно и аккуратно. И руку ее не отпускал. Под большим пальцем четко слышался пульс. Кажется, учащенный.

Она по-прежнему не смотрела ему в глаза. Он аккуратно слизнул крошку из угла рта. И ответил тихо.

- Главное, это понять - зачем? А поняв - успеть. Наверное, это звучит абстрактно. Но важнее трудно придумать. Мне кажется, это вообще важно каждому. Но, может, только кажется.

Она подняла взгляд. Едва двинула рукой, и Иван тут же разжал пальцы. Ее ладонь подперла щеку.

- Мне кажется, я понимаю. Ты... успеваешь?

Накатило ощущение какой-то... обнаженности. Интимности. Тесной близости. Словно они тут одни. Словно знакомы сто лет и один день.

- С твоей тарелки торт вкуснее, - попытка спугнуть то, что внезапно натянулось между ними, вышла слабой и неубедительной. И Иван сдался. - Я не знаю, успеваю ли я. Но бегу изо всех сил.

Дуня придвинула к нему всю тарелку.

- За главным? Ты можешь отбрасывать и понимать, что вот это - второстепенное? Потому что... потому что бывает, что мы бежим, бежим, а потом, через некоторое время понимаем, что это было всего лишь суетное, и оно не стоило таких усилий. Бывает такое? Мне кажется, что с возрастом я начинаю как-то разделять вот это: главное и мимолетное.

- Дуня, когда ты говоришь «с возрастом»... - он попробовал усмехнуться, но губы не послушались, поджались упрямо. - У меня возникает дичайший когнитивный диссонанс с тем, что я вижу.

Все эти цветы, солнечная кофточка и выбившаяся темная прядь над ухом. Девочка. Какая же ты девочка, Дуня. Какое тут «с возрастом».

- Я понимаю, о чем ты. Мне кажется, что я четко вижу шелуху в своей жизни. Или, как ты говоришь, мимолетное. Но вот как угадать из всего остального, что самое главное? Не знаю. Наверное, надо очень внимательно смотреть и слушать. В современном ритме это трудно, почти невозможно. А бывает еще знаешь как? - Иван зеркальным жестом подпер щеку - Ты что-то отбрасываешь как мимолетное. А оно возвращается. И оказывается главным. Может быть, даже самым главным. Или мне снова кажется.

И после слова были уже лишними. Две пары карих глаз - одни почти счерна, другие коньячные - говорили друг с другом без слов. Тишина была внешней и абсолютно условной. И она нарушилась подошедшим официантом. Царское: «Счет, пожалуйста» прозвучало хрипловато и негромко.

- Последний вопрос. Твои часы. Откуда?

- Эти? - перевел взгляд на запястье. Честный ответ дался теперь совсем легко, как дыхание. - Деда. Он был жутко идейный. Партийный. Знаешь, за что я больше всего не люблю этих... бывших хозяев страны? Не за то, что запудрили мозги нескольким поколениям. А за то, что потом бросили их как беспомощных котят. Я до сих пор помню лицо деда, когда он узнал, что его родной, горячо любимой партии больше нет. Он стоял с партбилетом и так растерянно спрашивал у нашего соседа: «Саша, а куда же теперь взносы нести?». - Удивления от того, что рассказал об этом - очень личном, и о чем не спрашивали - уже не было. Лишь добавил тихо, но с чувством: - Сволочи. - А потом все-таки выдохнул и сумел переменить тон. - Ну да ладно, это все равно давно в прошлом. Я могу задать один встречный вопрос?

- Давай.

- Экскурсия окупилась? Оно того стоило? - и, после паузы: - Тебе было интересно?

- Да.

Ответ прозвучал просто. Искренне. Что не помешало им повздорить по поводу счета. Но, наверное, больше по привычке. В кожаную папку легла банковская карта, на которой было написано «Иван Тобольцев».

Из кафе до машины они шли молча. Просто словами было добавить нечего. Или - лишним. У капота красной «ауди» Дуня остановилась.

- Спасибо за то, что составил компанию в прогулке. Что оценил красный торт. И... за честные ответы. Потому что...

- Подожди.

Она замерла на полуслове и озадаченно уставилась на него, ожидая ответа. Но Иван не собирался отвечать. Он жадно вбирал глазами композицию. Тонкий редкий сиреневый цвет неба. Розовые перья облаков в стеклах офисного здания рядом. Темный гранит колонн. И она - ярким мазком, экзотическим цветком, прощальным бликом закатного солнца. Ему нужен «зум». Смена ракурса. И чтобы иначе лег свет.

В следующую секунду Иван обнаружил себя целующим Дуню.

У нее теплые, сладкие после торта губы. Хотя - она же не ела торт. А все равно сладкие. Слегка приоткрытые - но это не приглашение, это удивление.Пальцы плотно обхватили ее талию. Все-таки не смыкаются. Чуть-чуть. И Дуня чуть качнулась вперед. Губами тоже.

Нет, он прекрасно сознавал, что они стоят на улице, в центре Москвы. И что им обоим давно не семнадцать. Но остановиться было невозможно. После слов. После рук. После взглядов. Теперь говорили губы. Невербально. Острожными изучающими прикосновениями. Тихими выдохами.Его пальцы сильнее сжались на ее талии. Потом поднялись вверх и обхватили ее лицо. Потому что мало было, мало прикосновений так вот - кожа к коже. Подушечки пальцев - на виски. Ладони на скулы. Запястья касаются подбородка. Его руки идеально облекли ее лицо. А ее рука легла на его плечо. Мелькнула паническая мысль, что сейчас оттолкнет. Нет, наоборот, погладила - легко, невесомо. Скользнула вниз. А потом все-таки он почувствовал, как надавила. Сигнал не слишком явный, но он уловил. Стоп. Все, Тобольцев, стоп.

Он отодвинулся совсем чуть-чуть. Только чтобы разомкнуть касание губ. Чтобы дать ей возможность упереться лбом в его плечо, а самому обнять за спину. Но рук все же не отнимать - ни ему, ни ей. И только спустя пару минут, полную их дыхания - учащенного, все никак не выравнивающегося, Иван услышал тихое:- Давай ничего не усложнять и не портить то, что есть. Существует много причин. Первая - я несвободна, и ты это знаешь. Вторая - я тебе не подхожу, потому что не модель, и ноги у меня значительно короче тех, к которым ты привык. Третье - я не подхожу твоей маме. У меня нет музыкального образования, а это, как выяснилось, огромный недостаток. Поэтому... спасибо за хороший вечер и мне пора.

Руки они разжали одновременно. Он - убрал сразу. Ее пальцы еще прощально скользнули по его предплечью.

Взметнулась цветным парусом юбка, хлопнула дверь. Красная «ауди» сердито сверкнула стоп-сигналами на прощание. И темноволосый молодой мужчина в джинсах и светлой рубашке остался стоять на обочине один.