Наталья Литтера - Дульсинея и Тобольцев, или Пятнадцать правил автостопа

Наконец, подошла девушка и оставила на столике два меню. Дуня быстро пролистала до страницы десертов и положила свою папку перед Тобольцевым.

- Заказывай на ужин что пожелаешь, а торт будем есть вот этот. «Москва».

- Ты все-таки специализируешься по городам, Дульсинея. «Ленинградский», «Москва»...

- И по цветам, - согласилась она. - Он красный.

Заказ приняли быстро, напитки и салаты тоже не заставили себя ждать. Внутреннее состояние нереальности происходящего росло. Дежавю. Кафе, торт, автостопщик.

Наверное, возникшая пауза начала давить, потому что Тобольцев отвлекся от еды и спросил:- А если бы здесь не предлагали красный торт и вообще, ты не была бы мне его должна, если бы кафе стало частью твоего рассказа про Москву, куда бы ты меня отвела?

- Сюда же. В «Шоколадницу».

Он не смог скрыть изумления:- Никогда бы не подумал. Мне почему-то казалось, что ты можешь выбрать уютную веранду или дворик, где подают хороший кофе. Но точно не это место. Сетевое кафе. Нет, про красный торт я все понял.

Дуня некоторое время молчала, рассеянно размазывая вилкой по тарелке салат, а потом стала говорить. Она сама не знала зачем. И нужно ли. Но он удивительно умел слушать. Даже не так. Он понимал.

- Конечно, ты прав, я очень люблю открытые летние дворики или столики у окна, люблю... хорошую кухню, просто... когда-то в Москве не было этой сети. А была просто «Шоколадница» на Октябрьской. Не знаю, как правильно назвать сейчас это заведение - кафе или ресторан. Но там подавали изумительную домашнюю лапшу и блинчики с шоколадом. И там я впервые оказалась благодаря подруге. Во время прогулки ты спросил об одиночестве. В большом городе одиночество неизбежно, но мне повезло. У меня появился друг, настоящий. Катя. Коренная москвичка. И именно она водила меня по Москве и все показывала и рассказывала, и знакомила с городом, и помогала с учебниками. И однажды отвела в ту самую «Шоколадницу», куда ходила в детстве сама, и где мы оставили половину стипендии. Наверное, это очень сложно понять... прошло довольно много лет, «Шоколадница» стала брендом сетевого кафе, а для меня это... словно код. Наше место. Наша дружба.Что-то ты, Евдокия, совсем не о том. Пора заканчивать. Очень кстати принесли горячее.

- А где она сейчас?

- Кто? - не поняла Дуняша.

- Катя. Вы общаетесь?

- Конечно. Она вышла замуж, уехала из Москвы, родила двух прекрасных детей - моих крестников.

- Коренная москвичка? Уехала из Москвы? Разве так бывает? - удивился Иван.

- А что в этом странного, автостопщик? - Дуня отложила столовые приборы и внимательно посмотрела на собеседника. - Думаешь, жены декабристов перевелись? У ее мужа хорошая работа, они живут в своем доме, небольшом, но уютном, отдельно от родителей. Любят друг друга. Всегда можно уехать, если знаешь, ради чего.

- А ты? Ты бы смогла уехать?

Дуня повертела в руках стакан с соком и поставила его на место. Она знала ответ на этот вопрос, но не знала и не понимала, как вдруг они дошли до таких тем в разговоре. Кто они друг другу, чтобы сидеть вот так и рассуждать по сути... о личном. Он тоже перестал есть, а она снова разглядывала его руки. Очень старые часы. Просто винтажная штучка-фенечка или все же дорогая памятная вещь? Знакомые бусинки на запястье. Почему-то вдруг подумалось, что там, как раз под этими ремешками бьется пульс и, если отодвинуть в сторону все кожаные путы и дотронуться пальцем, то можно услышать сердце. Услышать прикосновением.

- Уехать ради чего? Должна быть причина. Важная причина, - она не ответила на его вопрос и отлично понимала это.

В этот вечер было и без того сказано более, чем достаточно.

- Теперь твоя очередь, о, Иван, - Дуня отодвинула от себя тарелку и резко сменила тему. - Скоро принесут красный торт, а мы еще не приступили к опросу из пяти пунктов.

*Не удивился. Да и с чего? Уже слишком хорошо познакомился с упрямством и прямолинейностью девушки, сидящей напротив.

- Не забыла, - вздохнул Иван. - Окей, давай свои вопросы. Но если они будут очень интимными, я оставляю за собой право... соврать.

- Ну уж нет! - да кто бы сомневался, что Дульсинея не упустит шанс поспорить и настоять на своем. - Ты оставляешь право промолчать, и тогда я меняю свой вопрос. Потому что теряется смысл. Правдивые ответы, автостопщик.

И даже пальцем пригрозила. Совсем как Антонина Марковна. Только у бабули не бывает такого роскошного алого маникюра.

- А в прошлой жизни ты была Торквемадой, - вполне убедительно удалость сохранить серьезное выражение лица. - Хорошо, договорились. Правда, только правда и ничего кроме правды. - Тоже понял руку. - Клянусь тортом.

Дуня улыбнулась. Улыбка у «Торквемады» получилось мягкой. Но с хитринкой.

- У меня много имен, о, Иван. Итак, вопрос первый. Что означает твое тату? Почему ты решил его сделать и как выбирал орнамент?

- Вот так, значит, - Иван удивился умеренно. Потому что ожидаемо, в целом. Зря, что ли, он своим трайблом по делу и без дела светил? - Без разогрева и прелюдий? Сразу про интимное?Старательно изобразил слабую задумчивость и легкую печаль.

- И врать нельзя, да? А так хотелось рассказать, как мне пять суток набивали тату в хижине, крытой пальмовыми листьями, трое вождей племени масаи. Тебя бы впечатлил такой рассказ?

- Меня бы впечатлил, да. Если бы был правдой. Так как насчет правды?

Дуня, ты просто зациклена на правде. Сама тоже никогда не врешь? Иван привычным жестом пошевелил бусинки на запястье.

- Это был первый серьезный протест против материнской опеки. Как только стал получать более-менее большие деньги - пошел в тату-салон и набил. В пять сеансов. Исключительно для того, что приехать в Коломну и довести мать до нервного срыва. Теперь стыдно, конечно, а уже ничего не изменишь. - Дуня смотрела серьезно, ожидая продолжения. И он продолжил. - А что до значения тату, то я без понятия. Однажды добросердечные африканские аборигены с помощью жестов пытались мне объяснить смысл моих татуировок. Насколько я понял, там изображена то ли история несчастной любви суриката к страусу, то ли готовность принести себя в жертву местному божеству. В общем, парень, который набил мне это тату, был шутник. А может, и сам толком не знал.

Дуня сидела, внимательно слушая и слегка наклонив голову. Не рассмеялась почему-то, хотя про суриката - смешно же. Вместо этого спросила:- Ты... тебе легко было общаться с людьми, с которыми у вас такая пропасть... в восприятии жизни? Не страшно было?

- А нет никакой пропасти, Дуня. Там просто нет шелухи. Все предельно обнажено и откровенно. Нет иллюзий и все очень честно. Африка... она очень честная. И страшная в своей честности и обнаженности - всего. Человеческой породы, природы. Наверное, тебе бы там понравилось. Ты же любишь правду. Хотя... Мне на самом деле интересно, как бы у тебя там... сложилось. Но это вряд ли удастся проверить. Итак, я ответил на первый вопрос?