Мишель Фалькофф - Плейлист смерти

Но если ей не только известно об Афине? Что, если она и есть Афина?

Она не может ею быть. Это какая-то бессмыслица; я не был способен представить Астрид и Хейдена вместе. Или просто не хотел?

От необходимости сказать что-либо меня спас подошедший к нам мистер Петерсон. Ему, должно быть, было девяносто с чем-то: седые волосы, пигментные пятна и вообще старость. Я попытался разговорить его; хотел, чтобы он запомнил меня, хотел быть человеком, способным завязать беседу с кем угодно. Хотелось узнать о Петерсонах больше, чем основную информацию на бумажных салфетках, что он положил перед нами и где излагалась история заведения. Но либо я был недостаточно обаятелен, либо мистеру Петерсону все было по фигу – он никогда не разговаривал со мной, лишь принимал заказ, и ничем не обнаруживал, что помнит меня, когда я приходил опять.

– Придумали, что вам нужно? – каркнул он.

– Два шоколадных яичных крема и большую корзину картошки, – ответил я.

– Яичный крем? – спросила Астрид, когда мистер Патерсон медленно удалился. – Из сырых яиц? Ты уверен?

– Туда не кладут настоящие яйца с девятнадцатого века, – успокоил ее я. – Только молоко, сироп и газировка. Но получается интересно.

Может, Петерсоны и передвигались медленно, но работали быстро. Миссис Петерсон принялась за напитки, а у мистера Петерсона уже шкворчала картошка. Астрид попыталась поболтать с ними, но они ее проигнорировали, точно как и меня.

– Я тоже все время пытался разговорить их, – сказал я, в глубине души довольный тем, что она преуспела не больше моего.

Миссис Петерсон поставила перед нами напитки. Из пены наверху стаканов для газировки под старину торчали гибкие соломинки. Астрид сделала долгий глоток, и ее глаза расширились.

– Угадал? – спросил я, и она кивнула:

– Никогда не слышала ни о чем подобном.

– Это старая бруклинская фишка, – ответил я. – Мы пили его с отцом, когда жили на Восточном побережье.

– Я не знала, что ты жил где-то еще, – сказала она.

– Откуда тебе было знать? Я живу здесь с восьми лет, на другом конце города. И раньше я никогда не тусовался с чирлидершами.

– Я больше не чирлидерша. Но я в одиннадцатом классе, так что, строго говоря, тусуюсь с малышней.

– Наверное, тебе не стоит особо демонстрировать это своим друзьям, но Эрик пригласил меня пообщаться с вами сегодня вечером. – Я решил, что хорошо начал. – И говоря об этом…

– Знаешь, я хочу кое о чем спросить тебя, – начала Астрид, потянув за одну из наращенных прядей. – Кое-что сильно озадачивает и смущает меня, и я хотела бы прояснить ситуацию.

Ох. Это не к добру.

– Дело в том, что мы с тобой встречались несколько раз, и это было действительно здорово – прежде мне ни с кем не удавалось так хорошо ладить, как с тобой.

– Мне тоже, – вякнул я, ожидая «но».

– Но, – когда я услышал это слово, сказанным вслух, сердце у меня екнуло, – у тебя была куча возможностей сделать первый шаг, но ты его не сделал. Я что, совершенно неправильно понимаю происходящее? Ясно теперь, почему я смущена? – И это было правдой, она отчаянно покраснела. Вот только я ожидал совсем другого.

– Ты хотела, чтобы я сделал первый шаг по отношению к тебе? – наконец выговорил я, после того как в переносном смысле грохнулся со своего стула и собрал себя воедино с грязного линолеумного пола.

Разумеется, мистер Петерсон избрал именно этот момент для того, чтобы водрузить между нами огромную корзинку с картошкой фри.

– Кетчуп?

– И перец! – рявкнула Астрид.

– Ты кладешь перец в картошку фри? – удивился я.

– Нет, в кетчуп.

– Странная ты девушка, – сказал я. – Но у меня тоже есть вопрос, и ты на него не ответила.

– Ответ очевиден, – заявила она. – А ты не ответил мне.

Очко в ее пользу.

– Но я сконфужен. А как же Эрик?

– Эрик? – теперь она казалась сконфуженной. И это был хороший знак.

– Я думал, он твой бойфренд.

Похоже, я неудачно выбрал время; Астрид только что сунула в рот основательно наперченный ломтик картошки, и тут вдруг так сильно рассмеялась, что подавилась им. Стучать ее по спине не понадобилось, но ошметки картошки разлетелись во все стороны, а на глазах у нее выступили слезы. Я снял со своей рубашки маленький кусочек и стал ждать, когда она успокоится.

– Ох ты сладкое невинное существо, – сказала она. – У тебя совершенно неразвитый гей-радар.

Гей-радар? Гей-радар! Мое новое любимое слово!

– Эрик – мой лучший друг. У него были очень серьезные отношения с еще одним геем, но недавно это кончилось, и теперь мы с ним очень, очень неприкаянные. Мы действительно проводим вместе много времени, так что я понимаю, с чего ты все это взял – но нет. Никогда. И должна сказать, я чувствую огромное облегчение, что у моей проблемы есть такое простое и хорошее объяснение.

А уж какое облегчение почувствовал я! Мое сердце колотилось так сильно, что его биение отзывалось в голове.

– Значит, говоришь, если я сделаю первый шаг…

– Никогда не узнаешь, пока не попробуешь, дружище. – Она все еще улыбалась, и я был не прав или она наклонялась ко мне?

Значит, она нервничала не потому, что боялась, что я спрошу про Афину. А потому что запала на меня. Я не мог поверить в это. Я так надеялся на подобное развитие событий и теперь ужасно волновался. Мои руки немного тряслись, когда я брал простую бумажную салфетку, наклонялся к Астрид и убирал с ее щеки кусок картошки в кетчупе.

– Так-то оно лучше, – сказал я, а потом, наконец, поцеловал ее.

– Вау! – выдал я, когда мы сделали передышку, чтобы набрать воздуха.

– Вау – иначе не скажешь, – подхватила Астрид.

Я снова поцеловал ее. Кольцо в ее губе холодило мои губы, и это было совсем не так странно, как я воображал. А воображал я это себе очень часто, даже чаще, чем отдавал себе отчет. Целоваться с ней казалось занятием знакомым, хотя я никогда не целовался с девушками прежде.

Я мог бы сидеть у Петерсонов целый день, поглощая картошку, смакуя яичный ликер, целуя Астрид, но я же искал ее по очень веской причине. Может, я что-то упустил, размышляя об Афине, подобно тому, как неправильно расценил отношения Астрид с Эриком. Я просто не знал, с чего начать…

– Значит, так. Вчера… – начал я.

– Когда тебе следовало поцеловать меня, но ты этого не сделал?

– Нет, не тогда, – сказал я. – Когда мы вернулись к школе…

– И тебе следовало поцеловать меня, но ты этого не сделал? – Она поддразнивала меня; думала, я с ней флиртую, и мне была противна мысль о том, что придется разочаровать ее.

– Ты мне долго этого не забудешь? – спросил я, хотя и беспокоился о том, что делаю слишком много предположений о длительности наших будущих отношений.