Елена Лабрус - Грязная сказка

— Сдают. Менеджеры уговаривают повременить. Кого-то получается, кого-то нет. Там ещё кроме путёвок и просто проданные на чартерные рейсы билеты сдают. Вот сегодня успокаивали какого-то директора танцевальной группы, он переживал, что мы ему гастроли сорвём. Кстати, — вот тут и вспомнила Таня про Леру. — Как там твоя балеринка?

— Да, никак, — сморщилась девушка. — Честно говоря, я таких не люблю. Отмороженных. Зацикленных на себе. А ещё которые и нашим, и вашим.

— Да, холодом от неё пёрло за километр. Даже не знаю, как ты на неё повелась.

— Ну, знаешь, — состроила она вредную рожицу. — Когда долго никого не было и не на такое поведёшься. А она такая вся ладненькая, гибкая. Но на один раз.

— Чтобы и нашим, и вашим? — переспросила Таня.

— Чтобы только так, как ей выгодно. И ничего взамен. Станешь ей не нужен, перешагнёт и не оглянется.

— Смотри-ка, ты своим утюгом хоть комнату немного нагрела, — посмотрела Таня на запотевшее окно и поправила сползший плед. — Как вы вообще познакомились?

— Через массажистку, — она свернула отглаженную простынь и махнула рукой. — Да ну её, ещё вспоминать. Скажи лучше, когда уже отопление включат? Октябрь на дворе.

— Пора бы, но говорят, осень была тёплая, пока подключили только больницы, школы да детские сады. С домами задерживаются.

— А твоя задержка как? Красная Армия прискакала?

— Блиин, и не спрашивай, — опустила Таня руку на лоб. — Нет. Не знаю, что делать. Я ещё, конечно, надеюсь, но, по-моему, пора уже тест делать.

— Я думала, ты уже.

— Я купила, — Таня села, поджала под себя ноги, подоткнула плед. — Но я боюсь.

И всё ещё верю в чудо.

— Так это и есть чудо, — выдернула Лялька вилку утюга из розетки. — У мужика три жены было, обследования, английские доктора, а ты как та рыбка — хвостиком махнула и икряная.

Таня откинула голову на мягкую спинку и тяжело вздохнула.

— Ну, почему? — обратилась она к потолку. — Почему, когда я нашла нормального мужика, когда всё у нас вроде складывается, когда я решила вычеркнуть Влада из своей жизни, оказывается, что именно от него я и беременна.

— Бл…, — прикрыла Лялька рот и села рядом с Таней на диван, проминая подушки. — Он же будет тебя вместе с пузом все девять месяцев на руках носить.

— Ляля! — рыкнула она, но заметила, что невольно улыбается. — Я ещё даже не уверена, что беременна.

— Так иди, ссы, — стянула с неё тёплый плед Лялька и чуть не уронила кружку, но успела подхватить. — Твою мать!

— Считаешь пора?

— Не, ну, можешь и дальше надеяться, что рассосётся.

Руки у Тани тряслись, когда она открывала скользкую упаковку. Таня хотела зажмуриться, чтобы дать себе ещё хоть пару секунд, но не успела — две красные полоски появились практически мгновенно.

Она не знала плакать ей или смеяться. Она не знала, что вообще теперь с этим делать. Она вернулась в комнату, потому что не могла думать, боялась остаться сейчас наедине с собой.

Лялька поняла всё по её лицу.

— Ну что, Алевтина, — обратилась она сама к себе, как это делала в торжественные моменты. — Поздравляю, скоро ты станешь тётей Лялей.

Наши дни

ВЛАД

Влад и сам не заметил, как Лера вошла в его жизнь. Как спутник, сбившийся с орбиты, он вдруг стал вращаться не вокруг Солнца, а вокруг Луны.

Они и были в его жизни как Солнце и Луна. Таня — яркая, чувственная, испепеляющая, и Лера — холодная, рассудительная и остужающая его пыл.

После встречи в аэропорту, он старался не думать о Тане. Слишком больно. Слишком остро. Слишком глубоко. Она сидела в его сердце как острый нож. Но вырви — и истечёшь кровью. И Влад пытался жить с ним.

Он не пробовал её забыть, и даже не старался. Он ни разу не смог этого сделать ни разу за двенадцать прошедших лет, а Лера, как бы ни казалась ему поначалу похожей, была не Таня. Не Она. Влад гнал от себя любые мысли и воспоминания, стараясь сосредоточиться на ежедневных делах. На Лериных делах.

Оставшись практически без работы, он ходил в офис изредка, да и то чаще поговорить с матерью, которую на работе застать было проще, чем дома.

— Я на пять минут, — заглянул Влад в её кабинет.

— Что, даже не присядешь? — хмыкнула она. — Кофе? Тортик?

— Не, мам, какой тортик, — он обернулся и, окинув взглядом стол, заставленный всякой снедью, сморщился. — Только здоровая пища. Овощи, сыры, творог, рыба на пару.

— Мннн… Как всё запущено-то, — огромное кресло заскрипело, когда женщина встала. — У тебя вообще всё в порядке?

Она сначала осмотрела его со стороны, потом подошла ближе и, не задумываясь, задрала на нём свитер.

— Ремень утянул до следующей дырки, живот скоро в спине прирастёт.

Влад не успел возмутиться — мамина рука его отпустила.

— Не нравится мне твоя худоба. И цвет лица тоже не нравится, — она покрутила из стороны в сторону его голову, взяв пальцами за подбородок и заглядывая в оба глаза по очереди. — Я понимаю, что твоя балерина ничего не жрёт, но ты сам-то нормально питаешься?

— Мам, — отмахнулся он и сел на подоконник, такой же широкий и удобный, как и в его кабинете. — Всё со мной в порядке. Не ем, потому что не лезет ничего. И не хочется. И лишний раз некогда.

— И чем же это ты так занят?

Редко можно было застать тот момент, когда его мать не курила, а разговаривала — вообще всегда с сигаретой.

— Можешь не отвечать, — закурила она и присела рядом, не дожидаясь от него ответа. — Ты возишь ей обед, занимаешься её контрактами, следишь за её костюмами, режимом дня, диетой. Сынок, ты с ней, хотя бы, спишь?

— Так, всё, — Влад встал. — Я не буду с тобой это обсуждать. У нас всё хорошо. Возможно, мы даже поженимся.

— Сынок, да какой из тебя муж? — Назарова тяжело выдохнула, выпустив облако дыма. — Ты ей, скорее, нянька. Носишься с ней как с писаной торбой. А что имеешь взамен?

— Мам, — развернулся он к ней и засунул руки в карманы. — Она — прима-балерина. И очень талантливая. Это её жизнь — сцена, выступления, тренировки. И, если я могу сделать её жизнь проще, лучше, комфортнее, то почему — нет?

— Потому, что ты прав, — докурила она в одну затяжку и затушила окурок. — Это её жизнь. Её, не твоя. Сомневаюсь, что она родит тебе ребёночка, о котором ты так мечтаешь, если вдруг у вас что-то и получится. Это роскошь для неё, тем более, в таком возрасте. Она будет делать карьеру. Уверена, она даже говорить об этом не хочет.

— Нет, мы обсуждали, — он перекатился пару раз с пятки на носок, глядя себе под ноги. — И решили, что возьмём ребёнка из детдома. Она же сама, считай, детдомовская.

— Когда? Зачем? — Назарова достала следующую сигарету и крутила её между пальцами. — Чтобы ты стал кормящей матерью? И посвятил себя дитю? Да твоя балеринка этого ни за что не допустит. Кто же тогда будет нянчиться с ней самой?