Владимир Топилин - Хозяин Спиртоносной тропы

В его голове было много вопросов, на которые он не мог дать ни одного ответа. Был бы отец — многое разъяснил. Но его не было, посоветоваться не с кем. Предположил, что это, вероятно, останки очень богатого человека, похоронен он здесь давно, и рассказывать об этом никому не стоит. Так учил Ефим: «Прежде чем что-то сказать, посоветуйся со временем».

Уходя, Кузя оставил все как есть. Рядом, в ногах, положил лоток: хотел вернуться за ним скоро. Помолившись, попросил у покойного прощения и быстро ушел по карнизу так же, как сюда попал. Только внизу, будто очнувшись, увидел в руках стрелу, которую забыл положить на место. Не зная, как быть, долго крутил в руках. Выбросить — жалко. Вернуться назад — страшно. Решил ее взять с собой, а потом, когда придет сюда за лотком, положить на место.

В этот день он сделал большой переход: торопился как можно быстрее добраться домой. Хотя знал, что несет матери горе.

В долине реки уже вовсю буйствовала весна! На прибрежных полянах отцветали подснежники, уступая место первым бутонам жарков. На черемухе разворачивались первые, терпкие листочки. Пихты и ели удлинили ветки смолистыми побегами новых хвоинок. Вода в Шинде поднялась на метр, тащила на своем «горбу» деревья, коряги. Было слышно, как по дну, гонимые давлением, перекатываются камни. Свежие запахи подступающего лета, наносимые снизу реки, торопили Кузю: быстрее домой! Там жизнь! Там люди!

Прошла всего лишь неделя, как они вышли с отцом из поселка, а казалось, что это было так давно, словно он отсутствовал год. За это время с Кузей произошло столько событий, что на подробный рассказ не хватит ночи. Впрочем, рассказывать кому-то о своих похождениях он не собирался, считая себя маститым старателем-золотарем, а они о своих делах не распространяются. Единственное, о чем думал, пока петлял прибрежной тропинкой, как властям предоставить смерть отца.

С теми, кто попадался ему на пути, Кузя старался не общаться. Если замечал, что кто-то идет навстречу или догоняет, уходил в сторону, прятался в чаще. Попадавшиеся избушки обходил. Когда его застигла ночь, отошел вглубь тайги, ночевал у костра под елью.

На Каратавку, к месту переправы через Шинду, пришел после полудня второго дня. На правом берегу рядом с бараком горел костер, но людей не было видно. Возможно, после обеда сплавщики отдыхали. Длинные лодки, чтобы не унесло водой, были вытащены на высокий берег. В большую, коренную воду через реку переплавлялись в редких случаях, по какой-то необходимости, так как преодолеть стремнину с шестами было подобно самовольной вылазке на тот свет.

Стараясь перекричать шум реки, Кузя, как мог, подал голос. Его никто не услышал, настолько сильным и бурлящим было течение Шинды, но он продолжал звать сплавщиков, пока не охрип. Те его так и не услышали, спали. Когда не стало голоса, сел на берег, чтобы его было хорошо видно, стал ждать.

Прошло немало времени, когда в распахнувшуюся дверь барака выглянула заспанная бородатая физиономия Егора Бочкарева. Осмотревшись по сторонам, зевая и потягиваясь, он отошел за угол, справил нужду. Потом вернулся, подошел к костровищу, чтобы подкурить. Кузя в это время отчаянно размахивал руками, пытался привлечь внимание, но у него ничего не получалось. Грохот воды забивал все старания, Егор его не слышал. Тогда он схватил какую-то палку и, что есть силы, стал стучать по дереву. Удивленный Егор поднял голову, внимательно посмотрел на него, увидел и узнал, что-то прокричал в ответ. Кузя его не услышал. Тогда сплавщик стал размахивать руками, указывая вниз, давая понять, чтобы он шел на Нижнюю яму: там, на сливе, было гораздо тише и спокойнее. Потом заглянул в избу, позвал Назара Евтухова. Тот, как медведь, вывалился через порог, встряхнул головой, скидывая дрему. Вместе пошли по тропинке вдоль берега.

Кузя тоже поспешил вниз. Стараясь не выпустить из вида мужиков, очень скоро добежал до намытой песчаной косы за поворотом, стал ждать. Егор и Назар также со своей стороны подошли к заводи, где была привязана долбленка. Отвязали веревку, взялись за шесты. Ловко орудуя ими, быстро загребая воду, перерезали струю, вошли в курью.

— Где тятя-то? — оглядываясь по сторонам, подгоняя лодку к берегу, спросил Егор.

— Нету тяти… — поник головой Кузя и заплакал.

— Как это нету? — насторожились оба.

— Завалило, — сквозь рыдания проговорил он и вкратце рассказал, как погиб отец.

Мужики выслушали его молча, посадили в лодку, переплавили на правый берег, привели в барак, накормили кашей, напоили чаем. Увидев, что уставший Кузя закрывает глаза, Егор предложил отдохнуть:

— Ложись, вон, в угол. Поспи до рассвета. Завтра с зарей выйдешь домой.

Он без слов лег на указанное место: последний раз спал в теплом помещении неделю назад. Подложив под голову котомку, ухватился за нее руками. Понимая его настроение, Егор приободрил:

— Да не бойся, никто твое золото не украдет и не отсыплет! — И, погладив по плечу, спросил: — Много намыли-то?

Доверившись ему, Кузя приподнялся, развязал тесемку, вынул заветный мешочек, передал Егору.

— Вон как! Неплохо за такое время. Раз такое дело, совет дам: не говори никому и не показывай место гибели отца, как бы ни уговаривали. Потому как видно, что жила там хорошая, на нее руку могут наложить. А так — самому пригодится.

— Знаю, тятя упреждал, — положив золото назад в котомку, ответил Кузя, лег на нее и тут же закрыл глаза.

За окном залаяла собака, хлопнула калитка. За бревенчатой стеной ступили тяжелые, твердые шаги. Дверь без стука широко распахнулась, в избу бесцеремонно ввалились урядник Соколов и приказчик Спасского прииска Заклепин, среди старателей попросту Заклепа. Сняв головные уборы, помолились в угол на иконы Николы-Угодника, Богородицы и Иисуса Христа, только потом приветствовали хозяйку:

— Здорово ночевали, Анна Константиновна!

— И вам того же желаю! — со строгим лицом, в черном платке отвечала женщина. Предложив присесть, стала ждать, что скажут гости, хотя знала причину прихода.

Заклепа, не снимая сапог, бесцеремонно развалился на красной лавке. Соколов, якобы смахнув с чистого, скобленого стеклом стола пыль, присел на табурет, положил перед собой папку. Оба неторопливо, молча, вероятно, нагнетая обстановку, достали трубочки и кисеты, подкурили.

— Знаешь, зачем пришли? — прищурив глаза, строгим голосом проговорил Соколов.

— Да уж как не знать-то? — вытирая кончиками платка глаза, всхлипнула Анна.

— Где он?

— Вон, на полатях, — махнула она за печку и позвала: — Кузя! По твою душу явились, спускайся.

Кузя нехотя спрыгнул на холодный пол, натянул штаны, подвязался веревкой. Как есть растрепанный, после сна, вышел к столу, недовольно буркнул: