Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

Она встретила меня так, будто увидела в первый раз.

— Гробик будем заказывать, веночки выбирать?

— Зина, это же я…

— Какого черта ты сюда приперся? Еще кто-то умер? Дуй отсюда. Приходи ко мне, когда стемнеет. И смотри, чтоб соседи не засекли.

Странно, вчера она о соседях не думала! Завела домой так, будто и не замужем. Ладно, придется соблюдать конспирацию.

Часиков в девять, когда порядочные люди смотрели «Прожектор перестройки», к калитке коттеджа приблизился горбатый старичок в допотопной шляпе и с потертым саквояжем в руке. Он позвонил, дождался, когда ему откроют, и юркнул внутрь двора.

— Ну ты и клоун! — засмеялась Зина. — Мог бы через другую калитку зайти, с улицы, рядом с гаражом. Бабушку похоронил? Что в портфеле? Остатки от поминок?

Чересчур много вопросов! Меня это слегка разозлило, но я сдержался.

— Пошли в дом, — отрезал я и захромал, вжившись в роль.

Зина присела на корточки и затряслась от смеха. Мне же было не до веселья: я был голоден, трезв и сексуально озабочен.

Диван, застеленный красной простыней, приготовился к забавам. В изголовье валялась красная атласная подушка. И даже пододеяльник был красного цвета. «Все люди разные, — подумал я, доставая из саквояжа грузинское вино, фрукты и копченую колбасу, позаимствованные в магазине у матери. — Одним нравится красное, другим — белое, а дальтоникам вообще плевать на цвет!» Зина принесла табуретку, рюмки и нож. Мы пили, ублажали друг друга и снова пили. За окнами висела огромная луна, придающая нашим утехам некую романтичность.

— Завтра муж приезжает. Две недели будет дома. Перевахтовка у них какая-то. Хорошо, телеграмму дал, а то получилось бы «Спокойной ночи, малыши!» — обескуражила она меня, и луна сразу погасла.

В ту ночь я делал с ней, что хотел. Она не сопротивлялась, будто искупала вину за незапланированный приезд супруга.

Через две недели я навестил ее в похоронном бюро, выудил нужную информацию и стал готовиться к празднику. Мне давно хотелось впечатлить ее игрой на гитаре, обрадовать чем-то необычным, шокировать дорогой покупкой. На гитаре я не играл, ничего необычного в мире нет, оставалось последнее. Когда обнаженная, с огромным мундштуком в зубах Зина сидела на красной атласной простыне, я вытащил из портфеля картонную, хорошо упакованную коробку и протянул ей. Это было дорогое французское белье. От волнения Зина уронила пепел на простыню, и пришлось проявить сноровку, чтобы на постели не осталось дыр. Дрожащими руками Зина осторожно распаковала подарок и взвизгнула от радости. Шелковые трусики и такой же бюстгальтер произвели на нее впечатление. Она их тут же примерила. Все было тип-топ!

— А зачем ты купил красный цвет? Черный намного лучше, — погасила мое самодовольство Зина.

— Мне казалось, ты любишь красный.

Зина осторожно сняла белье, спрятала в шкаф. Потом повернулась ко мне и засмеялась, тряся маленькими острыми грудями.

— Глупый! Какой же ты глупый! У нас в ритуальном бюро остаются отрезы от обивки гробов. Ну не выкидывать же их?! Я, как бухгалтер, беру себе более хорошие куски. Другие рабочие — то, что достанется. Знакомая портниха шьет из них постельное белье. Экономия, понимаешь? Мы с мужем на машину копим, приходится крутиться.

Больше я с Зиной не встречался. Я вычеркнул ее из памяти, как набившие оскомину стихи, которые застряли на одной рифме и — ни туда — ни сюда. До осени я возился с квартирой, приводил ее в божеский вид, выветривал бабушкины миазмы и прочие запахи ветхого одиночества. Заодно выбросил мебель — вплоть до посуды. Начинать жизнь стоит с чистого листа. И я начал! Закрутил шашни с соседкой. Та не блистала красотой. Если откровенно, то была страшна. Но фигура! Это — пленительная фигура Афины, только без крыльев. Как завороженный ее красотой Диоген, я мог часами мастурбировать, глядя на ее бесподобные телеса. Вру для красного словца. Я завалил ее на матрац, когда квартира еще сверкала пустотой и отвечала гулким эхом. Возможно, соседка и составила бы мне компанию на длительное время, но в сентябре, когда осыпающиеся кленовые ладони отвешивали горожанам пощечины, в гости нагрянула Зина. Пришла без приглашения, как татарин. По-хозяйски заглянула в каждый уголок, поцеловала меня в лоб: «Это профессиональное!» — догадался я, и съехидничала:

— Это твоя тетушка? Неплохо сохранилась. Сделать подтяжку и можно выпускать на панель!

Соседка побледнела и навсегда покинула облюбованное гнездо.

— Муж укатил на вахту. Я поживу у тебя пару недель? Не беспокойся, все расходы беру на себя.

Я оказался слабовольным. Да что там — просто тряпкой. Во мне проснулось то, чего отродясь не проявлялось: и настоящая любовь, и нежность, и признательность. Зина не забывала любовников, она их помнила, как гробы на полках ритуального бюро. На следующий день, она купила микроволновку — огромную роскошь по тем временам.

— Будешь горячие завтраки делать, когда я к мужу вернусь.

— Зина, это же дорого! — От стыда меня бросило в жар.

— Не беспокойся. Я сплю с директором похоронного бюро. Он рассчитывается со мной гробами. Я их поставляю в морг, а оттуда они разлетаются как горячие пирожки. Так что не забивай голову!

«Какая женщина!» — в который раз удивился я и вспомнил хозяина агентства — толстого, неопрятного и к тому же почти лысого верзилу, у которого в голове, кроме костяных счет, ничего не щелкало. Я стерпел, даже не стал лаяться — не видел смысла.

За две недели мы так привыкли к счастью, что думалось, будто Зина останется навсегда. Но она ушла. Ушла, тихо прикрыв дверь. Как уходят, боясь потревожить спящего младенца.

Вскоре Зина вернулась с хрустящими гробовыми деньгами, веселая и неотразимая. «Чего я, собственно, дергаюсь? — задавался я вопросом. — Она же не моя жена». Муж Зины прикатил раньше срока. Притащился в хлам пьяный, сел за стол и заплакал. «Это водка в нем плачет!» — успокаивал я себя, хотя понимал, насколько ему гадко.

— Отпусти ты ее, ради бога! Ну что тебе баб мало? — Вдруг он подскочил, вытер слезы. — Хочешь, я тебе заплачу!

Я не ожидал такого поворота событий и растерялся.

— Не надо! Сам подумай: не будет меня, будет другой. Тебе станет легче? Так-то ты в курсе, где она и с кем. Спокойно возишься на своей буровой...

Мои доводы слегка отрезвили его. В них скрывалась горькая истина. Муж Зины вытащил из кармана горсть мятых купюр.

— Сгоняю за водкой. Наверное, ты прав, — промямлил он и оставил меня наедине с закипающим чайником.

В это время вернулась Зина. Она уловила аромат угасшего скандала, глянула мне в лицо: «В чем дело?»

— Твой благоверный с Севера вернулся. Опять, поди, перевахтовка.

Зина собрала барахло и покинула квартиру. Ее муж не явился. Он прискакал через неделю. Растрепанный и жалкий. Из-под редкой шевелюры торчали огромные рога.