Александр Казимиров - Бульварное чтиво [Сетевая компилляция, калибрятина]

— Ленин! — уверенно ответил Костин.

Гаврила Петрович потер пальцем переносицу.

— Пусть будет Ленин. Все они из одного теста!

— Когда мы откроем медицинский центр, Гаврила Петрович?

— Скоро, Никита, скоро! Купим готовое здание, завезем оборудование и вперед! Народ потянется к нам, очереди будут стоять! Помещение я присмотрел, оформляю документы. Совсем вылетело из головы: меня пару дней не будет, — поеду в областной центр, закажу аппаратуру. Ты продолжай осваивать технику классического гипноза и полистай книгу «Рефлексы головного мозга».

Гаврила Петрович не появился ни через день, ни через два, ни через неделю. Вскоре его квартиру заселили узбеки. Никита выяснял, куда подевался учитель, но узбеки разводили руками. Чтобы назойливый сосед отвязался, они подарили ему тюбетейку. За банковский кредит Костин рассчитался жильем.

В коллекторе теплотрассы Никита погружался в воспоминания. Родился он в благополучной семье. Незаметно мать увлеклась религией и примкнула к секте баптистов. Отец, заклятый коммунист, направлял ее разум в нужное русло, но безрезультатно.

На почве идейных разногласий в доме разыгрывались сцены с битьем тарелок. Противостояние идеологий в пух и прах разнесло семейный коллектив. Отец забрал старших сыновей, мать — дочку и неокрепшего умом Никиту. Нет, с головой у Никиты все было в относительном порядке. Просто на момент развода он плохо соображал, что происходит в семье. Отец и мать проявили житейскую мудрость и не препятствовали общению детей. Они даже пару раз сходились, надеясь на что-то. Но куда там! Адепты разных учений не уживались в одной кровати, и конфликт вспыхивал с новой силой. Побеждали идеи великого Ленина. Осмеянная мать уходила, забрав причитающихся ей детей. Так Никита и вырос в сомнениях и не обрел твердой жизненной позиции. В левом полушарии у него шелестел страницами моральный кодекс коммуниста, в правом — основы протестантского христианства. От такого симбиоза Костин оскотинился, вернее, сформировался как личность, полюбил портвейн и девушек-кошелок.

По воскресеньям мать с сестрой уходили на всю ночь в общину для обсуждения и тщательного разбора определяющих идей христиан-баптистов, Никита пользовался моментом и приводил домой потаскух. Вакханалии получались шумные, с игрой на пианино и танцами до упаду. Уставшие от шума соседи шептались: «Вот так баптисты, днем грехи замаливают, ночью — блудят!» Мать с сестрой выслушивали претензии и не понимали о чем речь — при них Никита вел себя скромно и даже молился. Однажды они вернулись раньше и застали Никиту врасплох: на кухне валялись пустые бутылки, под Никитой — абсолютно нагая гражданка.

Мать с сестрой выгнали Никиту из дома. Он снял квартиру, не пил девять дней, а потом устроил поминки по веселой жизни, и так нализался, что уснул с непогашенной сигаретой. Ремонт оплатил отец. Никитино счастье пришло неожиданно — умерла бабка. Непутевому внуку она завещала свою жилплощадь. Старшие братья к тому времени обзавелись семьями и собственными квадратными метрами.

II

Вечером коридоры учреждения пустели. Марья Сергеевна Лемешева убирала бумаги в папку и, прихватив ее с собой, бежала домой. Работала она заведующей лаборатории в фармацевтической компании. Лемешева пребывала в том возрасте, когда многие женщины уже становятся бабушками, а другие продолжают вести жизнь девочек-вертихвосток. Худощавая, с усталыми глазами, Лемешева являлась ярчайшим представителем трудоголиков. Сутки напролет она пересматривала документацию, проверяла анализы и контролировала ход производственного процесса. Мало того, что она пахала на износ, Лемешева требовала того же от подчиненных. При встрече с ней те здоровались и старались быстрее скрыться из виду. За неестественную тягу к труду за глаза ее звали Лошадью. Она этого не знала и, закусив удила, спешила преодолеть очередное препятствие. Измотанная до одурения Лемешева плакала в кабинете. При таком изнуряющем режиме ей ни на что не хватало времени. По пути на работу, в метро, Лемешева пробовала осилить художественную литературу: дома было некогда. Покачиваясь в переполненном вагоне, она сонно перелистывала страницы книги. На нужной станции толпа увлекала ее к эскалатору и выбрасывала в сырой, пропахший выхлопными газами вечер. По дороге она забегала в магазин, что-то покупала и торопилась к семье.

Муж Марьи Сергеевны мог сам прокормить семейство и предлагал ей оставить работу, но Лемешева не желала быть зависимой в финансовом плане. Он не настаивал, но особой радости от вида вымотанной супруги не испытывал. Ночей Лемешева боялась — хотелось спать, а не удовлетворять желания мужа. Получив отказ, тот приходил в ярость и принуждал к исполнению супружеского долга. В постели он отыгрывался самыми изуверскими способами. Дошло до того, что Лемешева сидела над отчетами до тех пор, пока из спальни не доносился храп. Она убирала листки, исписанные мелким почерком, и мышкой заползала под одеяло. Иногда муж просыпался, и тогда наступал кошмар, после которого Лемешева принимала успокоительные таблетки. В конце концов, супруг завел любовницу и не приходил домой ночевать. Марья Сергеевна к этому отнеслась спокойно, даже с радостью: теперь-то ее никто не домогался.

У нее были дети. Старший учился в институте. Трудом и усидчивостью он стремился достичь высоких целей. Его отношения с матерью складывались таким образом, что чужой человек, увидев их вместе, подумал бы, что это случайные знакомые. Младший рос подвижным ребенком. В его глазах горел огонек озорства и любопытства. Он облазил все овраги, покорил на самодельном плоту протекающую поблизости речку и прыгал с тарзанки, подражая героям прочитанных книжек. Непоседливый шпингалет был единственным человечком, всем сердцем любившим Марью Сергеевну. Прижавшись к ней, он ласково мяукал, выражая радость. Когда удавалось, Лемешева уделяла сыну внимание: читала сказки, смотрела с ним мультфильмы и узнавала об успехах в школе.

Все хозяйственные дела Лемешева оставляла на выходные дни. Просыпалась она затемно, загружала стиральную машину и ставила на плиту многочисленные кастрюльки. Пока все это стиралось, варилось и парилось, она выходила в интернет. Ползая по сети, Лемешева читала новости, следила за модой и скачивала фильмы, которые хотела посмотреть. Ей нравилось кино, она жила им и знала всех актеров. Особое удовольствие Лемешева получала от просмотра картин, вызывающих у большинства зрителей зевоту и сон. Вялотекущие фильмы Джармуша, пропитанные ленивой медлительностью, дарили ей то, чего так не хватало в жизни. Она с восхищением глядела на негра, сидевшего за гостиничной стойкой. Лемешева мечтала занять его место и с безразличным видом крутить на пальце ключ от гостиничного номера, кивком встречать и провожать редких постояльцев, зевать и смотреть в окно — она до смерти устала от ответственности.