Давид Гай - Террариум

И впрямь, что же это за люди такие, откуда выискались, или всегда существовали и помалкивали до поры до времени, почему их, столь разных и непохожих, спаяла слепая ярость, жажда разрушать? – в тот момент почти никто об этом не думал, не анализировал факты, кои множились и все более страшили, не задавался целью получить немедленный ответ, и лишь немногие проницательные умы произносили про себя – и открыто – два близких по смыслу да и звучащих похоже слова, начинавшихся с одной и той же глухой согласной х, только одиночные голоса их тонули в хоре ненависти; Преклония, не удержав хрупкое равновесие подобно сделавшему неверное движение эквилибристу на проволоке, работающему без страховки, сверзилась, отданная на растерзание впавшим в агрессию холопам и холуям. Но не сами же по себе они стали такими, тут власть приложила руку, породив миллионы пресмыкающихся перед ней, ползающих на брюхе и одновременно ненавидящих и гнобящих всех, кто ниже их, уступает им по силе и влиянию; вольно или невольно проницательные умы вспоминали преклонского поэта, давным-давно обозначившего отношения раба и господина, заметив, что люди холопского звания – сущие псы иногда: чем тяжелей наказания, тем им милей господа; все верно, да только лицевую сторону показал поэт, а про изнанку не сказал, забыл или сам не ведал, какой она бывает – изнанка, а бывает она поистине ужасной, ибо раб, даже если он и тварь бессловесная, в тайниках своей мрачной, поверженной, исковерканной длительными унижениями души испытывает к хозяину скрытую ненависть; знаменитый гансонский философ обнаружил и как никто другой понял это явление, дав ему название ressentiment: “В то время как благородный человек полон доверия и открытости по отношению к себе, человек ressentiment лишен всякой откровенности, наивности, честности и прямоты к самому себе. Его душа косит; ум его любит укрытия, лазейки и задние двери; все скрытое привлекает его как его мир, его безопасность, его услада; он знает толк в молчании, злопамятстве, ожидании, в сиюминутном самоумалении и самоуничижении”. Это своего рода самоотравление души, возникает оно вследствие постоянного запрета на выражение известных порывов, проистекающих из самой сути человеческой натуры, потому так беспощаден бунт рабов – отплата за годы и годы унижений, чем дольше и наглее власть прогибает людей, тех самых скрытых послушных, тем сильнее их ресентимент, изощреннее их месть; а еще проницательные умы делали вывод, что когда вчерашний холоп становится господином, тогда пощады не жди, ибо он-то досконально изучил извивы холуйской души; все эти размышления, повторим, удел совсем немногих, которых в сумасшествии летних дней смуты никто не услышал, приводили к осознанию, что вина внезапно покинувшего сей мир ВВП усугубляется еще и ресентиментом, и, таким образом, начавшаяся смута вовсе не случайна, а вполне закономерна и неизбежна.

Власти же было не до раздумий: в столицу, в город на болотах и в некоторые другие крупные населенные пункты ввели войска, включая бронетехнику, мобилизовали оставшиеся в подчинении подразделения полицейских и омоновцев, запретили любые демонстрации и митинги, отовсюду вопили про нарушения Конституции, это была прелюдия, основные события грянули после того как премьер своим указом упразднил Думу, здание опечатали, депутатов внутрь не пускали, те попытались устроить митинг протеста и были разогнаны дубинками и слезоточивым газом – после вступления в силу указа их неприкосновенность отменялась; другим указом премьера вводилось Чрезвычайное Положение, в течение трех дней по всей Преклонии прошли аресты оппозиционеров, мели всех подряд, известных и рядовых, были закрыты оппозиционные сайты, одна столичная газета и один журнал, Первый телевизионный канал был вызволен из плена, однако захватчики поломали оборудование и он пока не вещал, другие федеральные телеканалы, не изменившие принципам зомбоящика, объясняли разгон Думы крайней необходимостью, дабы пресечь все попытки изменить государственный строй; премьер объявил – ракетные войска стратегического назначения и ВВС приведены в состояние повышенной боеготовности, в ответ Заокеания и страны НАТО сделали то же самое. Большая страна, как и большой пирог, начинает крошиться с краев, трудно сказать, ожидали ли премьер и его камарилья немедленных ответных действий преклонцев, скорее всего, не ожидали, ибо принимали решение о введении карательных мер в спешке, по обыкновению многих прежних Правителей, не обдумав и не взвесив последствия, хотя, в их оправдание, можно ли было поступить по-другому…; отпор же, лучше сказать – взрыв последовал незамедлительно, началось с окраин, а уж потом волны разрушения, подобные тем, что распространяются в толще земной коры при землетрясениях, обрушились на всю Преклонию.

Самое ужасное заключалось в том, что вдруг куда-то стали исчезать деньги – многие банки были закрыты, снять наличность не представлялось возможным, зарплаты выплачивались либо с опозданием, либо вообще не выплачивались, притом и в частных бизнесах тоже, пенсии на счета не поступали, людей массово отправляли в отпуска; немудрено, что цены взлетели до небес, купить что-либо можно было преимущественно на рынках, так как многие магазины оказались на замке; первыми отреагировали на круто изменившуюся обстановку вайнахцы и их соседи – на сопредельную территорию готовились ступить два полка полицейских и спецназовцев, получивших приказ дойти до самой столицы и разобраться с тамошней властью, на их пути выросли отряды казачьей самообороны, на помощь поспешили армейские части, вот-вот могли начаться настоящие боевые действия, замаячил призрак третьей вайнахской войны с жертвами с обеих сторон; наступление удалось остановить, однако напряжение не спало – из приграничных районов началось повальное бегство населения.

По бикфордову шнуру огневой импульс с высокой скоростью двигался на детонатор, взрыв выглядел неминуемым, особенно на фоне спешных решений законодательных собраний области, обретшей исконное название Кенигсбергской, переименованного Екатеринодарского края и воссоздаваемой спустя почти сто лет Дальневосточной республики выйти из состава Преклонии, бурная дискуссия по тому же поводу шла в Казании и Уфании; а тут еще Джорджия, воспользовавшись моментом, решила ввести танки и спецназ в Чребу – главный город Хуссар Ирыстона, как на местном наречии звучат эти названия, напоминающие об отторгнутой у Джорджии территории, которую она считала испокон века своей; ту короткую августовскую войну 2008-го с Преклонией республика вспоминала с жгучим стыдом и сжимала в бессилии кулаки, поклявшись вернуть свои земли, хотя бы эти – ведь война отторгла и другой, куда более весомый кусок, впрочем, давно уже принадлежавший Джорджии формально, а по сути – отколовшийся от нее, но мечтать о возврате всего и сразу не приходилось, поэтому решено было направить военные усилия на возвращение хотя бы Чребы и прилегающих населенных пунктов; но не тут-то было: преклонский премьер, получив доклад разведки о готовящемся вторжении, направил главе парламента и президенту Джорджии, Совету Безопасности ООН, генсеку НАТО и президенту Заокеании заявление о том, что, если вторжение состоится, столица Джорджии и главные ее центры немедленно подвергнутся атакам с воздуха с участием бомбардировщиков и ракет; и тут свое веское слово сказала Заокеания, предупредив Джорджию о недопустимости силовой акции, грозящей перерасти в войну – с учетом серьезных внутренних проблем Преклонии, обладающей ядерным оружием и могущей пойти на крайние меры; Джорджия не посмела перечить своему главному защитнику и кредитору, и акция в последний момент не состоялась.