Давид Гай - Исчезновение

– Все от бессилия, от комплекса неполноценности, зависти, ничего не могут в своей судьбе изменить, вот и делают из Запада демона, который мечтает нас завоевать… Да нужны мы ему, как зайцу триппер! – истерила Альбина.

– Помрачение в умах, род тяжелой, но излечимой болезни, – выпекал фразы Жук. – Увидите: пройдет несколько лет, и люди очнутся, как после горячечного бреда, спохватятся, устыдятся сами себя: неужели мы так думали и такую околесицу несли…

– А кончится тогда, когда со жратвой начнутся настоящие проблемы. Тогда дурь быстро выветрится, – неожиданно выступил в унисон Владик.

– Нет, братик, не кончится, не выветрится, народ боится будущего без ВВ, ему через зомбоящик внушают – в окружении вождя кровожадные твари, только и ждущие, как бы его место занять.., – и уже другу: – Мишенька, твоими бы устами… Он уже не в силах массовое безумие остановить, истерию ненависти, даже если бы и хотел, – резьба сорвана, понимаешь?

Около десяти вечера гости разъехались, Альбина на прощание чмокнула отца и попросила прощения, Яков Петрович обнял ее, сказал, что не сердится, на самом деле, взбудораженный, разгоряченный спором и выпитым, он был отчасти выбит из колеи – логика в ее рассуждениях имелась, да и Жук подбавил… Про народ Бердяевым метко подмечено, он еще в молодости, когда запоем читал, примерно к такому же выводу пришел, но сформулировать не сумел, вывод в тумане остался – грамотешки и знаний не хватило. Что же касается Самого… В последнее время (откровенно признавался себе в этом) образ ВВ в его глазах основательно подвял, как кожа на лице вождя, укрепляемая неизбежным ботоксом, он многого не понимал в его поступках и уже не старался находить оправдательные мотивы, и поэтому аргументы дочери и хирурга воспринял не зло, не отвергнул их, как сделал бы еще пару лет назад, а с болью ощутил их правоту если не во всем, то в значительном, что лишало его уверенности в собственных действиях. Тонкая проволока, по которой Яков Петрович ходил, как в цирке, начинала раскачиваться сильнее и сильнее, он не чувствовал сил и возможностей балансировать, как прежде; в отличие от опытных эквилибристов, не знал, что глаза ар­тиста всегда устремлены в одну точку, едва повернулся – и сразу же должны глаза машинально находить новую точ­ку, это помогает балансу, иначе сверзишься. От него, смотревшего только в одну “мертвую точку”, требовалось освободиться от ее пле­на, отвезти от нее глаза, иными словами, распрощаться с магией оригинала, изжить ее в себе.

…Он засыпал, когда позывные мобильника – пронзительный лейтмотив увертюры к “Севильскому цирюльнику” – заставили вздрогнуть и очнуться. В мобильнике знакомый голос:

– Добрый вечер, Яков Петрович, точнее, уже почти ночь. Вы дома или на Истре?

– На даче. День рождения жены отмечали.

– Мои поздравления. Собирайтесь, за вами посылается машина.

– Вы из Крыма? – спросонья неуместно спросил.

– Из какого Крыма? Окститесь. Я в Москве.

Олег Атеистович был явно взволнован, его выдавали обертоны.

– Возвращаться в Ново-Огарево?

– Вас привезут в Кремль. Собирайтесь… Загримируйтесь как обычно.

– А что случилось? – еще один нелепый вопрос, объяснимый прерванным сном и выпитым.

– По открытой связи я такие вещи не обсуждаю, – отрезал куратор.

9

По дороге в Москву Яков Петрович вытрезвел. Зачем спешно доставляют в Кремль, он не имел ни малейшего представления, но нутром чувствовал – неспроста; случилось нечто, круто меняющее вектор его, в сущности, размеренной, устоявшейся жизни, показывающая на “восток” стрелка компаса крутанулась на 180 градусов и уперлась в “запад”. Не у кого спросить в машине: бессловесный водитель и сидящий рядом с Двойником на заднем сиденье неприятный тип с тонкой кадыкастой гусиной шеей, ответивший на пару наводящих вопросов невнятно и с явной неохотой.

На въезде в столицу по обе стороны автострады угрюмо застыли автобусы с плотными, не пропускавшими света шторками, и крытые тентом грузовики. Кольнуло скверным предчувствием.

После довольно долгой проверки, которую осуществляли не офицеры комендантской службы, как прежде, а люди в штатском, машина сопровождения, следовавшая впереди, въехала в Кремль, за ней черный “мерседес” с Яковом Петровичем. Остановились у 14-го корпуса, где находился рабочий кабинет ВВ, кадыкастый вышел первым, обошел машину, открыл дверцу и пригласил Двойника выйти и проследовать за ним. Через несколько минут они оказались в приемной.

Двойник крайне редко бывал здесь, надобность в частых посещениях отсутствовала – ВВ работал и принимал визитеров по большей части в Резиденциях, особенно в последние пару лет. В приемной находились пятеро человек, никого из них Двойник прежде не видел, во всяком случае, не помнил их лиц.

К нему подошел высокий блондин лет немногим за пятьдесят, с зачесанной на пробор шевелюрой, единственный из присутствовавших в камуфляжной форме. Он вежливо взял Якова Петровича за локоть и провел в кабинет, дверь в который была приоткрыта. Дотоле Двойник не удостоивался такой чести, его миссия заканчивалась в примыкавшей к приемной служебной комнате.

Войдя внутрь, Двойник внезапно испытал некоторое успокоение, на миг отступила тревога сегодняшней ночи, не думалось о том, что случилось и что его ждет, не думалось ни о чем, кроме того, что он вступил в святая святых, и его охватило почти детское нетерпеливое любопытство: он озирался по сторонам, пытаясь вообразить присутствие здесь человека, на которого немыслимым образом похож, как садится за стол, не подавляющий размерами, над которым герб страны, а справа и слева – флаг государства и штандарт Верховного Властелина, прикасается к письменному прибору из зеленого малахита и компьютерам, подключенным, как и в Резиденциях, к ситуационному центру, расположенному, по всей видимости, в этом же здании, сейчас они выключены, экраны не светятся, и здесь же – телефоны и коммутатор с пультом управления, за телефонами – горшочек с кустистым цветком, у него слегка волнистые листья и белое покрывало; он залюбовался стенами кабинета с золотистым оттенком, обитыми идеально пригнанными друг к другу шлифованными панелями из мореного дуба, вдоль стен шли шкафы, заполненные книгами и справочными изданиями, поднял глаза и уперся в украшенный строгим орнаментом потолок; ближе к окну – стол для переговоров, за которым ВВ разговаривает с высшими чиновниками… Все это он охватил и запечатлел в считанные секунды, пока блондин в камуфляже медленно вел к этому самому столу. Казалось, что может его удивить после того, как сам принимает гостей за таким же столом в Ново-Огарево, ничего не может, но кабинет в Кремле, недоступный для Двойника, это нечто особенное, ни с чем не сравнимое…