Давид Гай - Исчезновение

…Арест в конце 1952-го явился для Евсея полной неожиданностью. Хотя, наверное, он с самого начала ожидал чего-то подобного, если не хуже. Возможно, арест стал одним из хитрых ходов искушённого в интригах Лаврентия Берии – он рвался к власти и был прекрасно осведомлён о состоянии здоровья Сталина. Можно предположить, что, удаляя двойника, Лаврентий Павлович хотел быть полностью уверен, что через некоторое время он увидит остывший труп Самого, а не Лубицкого .

Остаётся неясным, почему двойника сразу не ликвидировали, а отправили в лагерь на Дальнем Востоке? Его, видимо, спасло известие о смерти Сталина. Скорее не само известие, а подкрепляющее его распоряжение из Москвы, возможно, самого Берии, не трогать двойника “до особого распоряжения”. Вскоре Лубицкого неожиданно освободили. Он сбрил усы и благоразумно перестал копировать вождя. Евсей дал подписку “о неразглашении” и получил предписание безвыездно жить в Средней Азии. Под собственным именем, которое никому не было известно, он поселился в Душанбе. О гибели семьи и родственников бывший бухгалтер узнал, выйдя из лагеря. Ехать в Винницу незачем и писать некому. К тому же он опасался надзора госбезопасности .

Скончался Лубицкий в 1981 году. Незадолго до смерти он поделился воспоминаниями с представителем канадской прессы. Открывая тайну, Лубицкий просил не публиковать никаких сведений до его кончины. Действительно, публикации о нём в западной прессе появились только спустя несколько лет.

Яков Петрович, помнится, поделился прочитанным с куратором. Олег Атеистович не разделил уверенности подшефного в правдивости рассказа. Лично ему о двойнике Сталина ничего не известно, он тогда еще не родился, отец был мальчишкой, а дед в органах – мелкой сошкой, откуда ему знать… Став большим начальником, генералом, он этим вопросом не интересовался. Вполне возможно, этот самый Евсей все или многое придумал и запудрил мозги канадцу.

Так на глазах разрушилась легенда, что искренне огорчило Якова Петровича. Он остался при своем мнении, ничего не сказав об этом куратору.

8

Работы во второй половине лета у Двойника оказалось немного, каникулярное время коснулось и начальства, начались отпуска и поездки на отдых по стране, ибо за рубеж ездить мало кому разрещалось, да и без всякой охоты их там принимали, если и упоминались встречи Первого лица, то хроникально, в ленте ТАСС.

В сочинской и геленджикской Резиденциях Яков Петрович проводил считанные дни. Зато удавалось пожить на собственной истринской даче. Летом невзгоды и потери, замечал Яков Петрович, иначе воспринимаются, нежели осенью или зимой, видимо, климат способствует иному, более позитивному восприятию, люди огородами заняты, на протесты, на что-то серьезное, могущее ущерб власти причинить, их подвигнуть невозможно. Да и, видать, смирился народ с ценами, привык экономить на всем, приноровился, приспособился, научился спекулировать едальными карточками для бедняков…

Заметно убавились за август просторные летние дни, хрустальные, тихие, задумчивые, прозрачный воздух словно отодвигал горизонт, приоткрывая дали, тёмные ночи казались чуть светлее от нестерпимо ярких звёзд, алмазной аркой сверкал на ночном небе Млечный путь, ближе к горизонту опустилась Большая Медведица. Местами стали заметны пожелтевшие берёзы, на обочины дорог и тропинки слетались стайками жухлые, еще не жесткие, как фольга, листья, на деревья и травы ложилась тончайшая пряжа пауков-тенетников, под дуновением ветерка блестящие паутинки парили над головами… Дождей не было, в лесу вокруг дачи грибы отсутствовали, Яков Петрович с женой и полкорзинки не собрали. Он любил эту пору начала бабьего лета, да и как можно было ее не любить.., природа рождала лирическое настроение, столь ему не свойственное.

Кира Васильевна обожала копаться в земле (недаром преподавала биологию) , для удовольствия выращивала на шести сотках огурцы, кабачки, помидоры, на участке полыхали георгины, щедро расточали аромат флоксы и розы. Красота эта примиряла Якова Петровича с однообразным дачным существованием, контрольные звонки на работу , которые он обязан был делать утром и вечером, не содержали ничего нового: “вы пока не нужны…” Куратор был в отпуске в Крыму, однажды звонил оттуда, судя по голосу, находился в прекрасном расположении духа. Месяц истекал, а кругом тишь да гладь, ни тебе пожаров, наводнений, упавших самолетов, затонувших судов, забастовок, терактов, всего того, что издавна происходит в стране почему-то в августе.

На день рождения жены в кое-то веки собралась вся семья, дети и внуки, чему Яков Петрович в силу оторванности от близких был особенно рад. Почтил вниманием и дочкин ухажер Михаил.

Отмечали приятное событие в субботу 26 августа. Стол накрыли на веранде, Кира Васильевна расстаралась, наготовила уйму вкусностей, Яков Петрович купил в Ново-Огаревском спецраспределителе для охраны черную и красную икру, семгу, балык, язык, ветчину, копченых кур и все по номиналу, за смешные деньги. Альбина не замедлила съязвить: “Неужто все это великолепие по карточкам продают? ” – “А ты не ешь…”, – вспылил, но вовремя осекся, увидев умоляющий взгляд жены – ну хоть сегодня не ссорьтесь…

Внуки посидели полчаса за общим столом и начали носиться по участку, в конце концов облюбовав малинник, верховодила четырехлетняя Ниночка, бой-девка, в маму, ее слушались ровесник Андрюша и Петя, постарше на пару лет, сыновья Владика. В самом начале застолья Петр насмешил всех, вылупившись на деда, будто видел его впервые, и очень серьезно изрек: “Почему ты так похож на нашего вождя?”

Альбина в открытом сарафане, с дразнящим бюстом, форсила перед своим хирургом, наравне пила с ним водку, исправно закусывала деликатесами и через часа полтора дошла до кондиции. Жена Владика – Света, невысокая, пухленькая армяночка с расчесанными на пробор темно-каштановыми волосами, скромница и тихоня, с осуждением поглядывала на золовку, а той хоть бы хны. Хирург чувствовал себя несколько стесненно и странно поглядывал на Якова Петровича. “Наверное, думает про себя: “Ничего себе работенка у будущего тестя…” Ну, на счет будущего мы еще посмотрим, Яков Петрович вспомнил предостережение куратора.

Михаил, чернявый невысокий, со складками и ложбинками на щеках, словно кто-то провел глубокую вспашку лица, выглядел значительно старше своих сорока или около этого лет, Яков Петрович придумал ему кличку – Жук. И что дочь нашла в нем, поди разберись в женских пристрастиях… Говорил он немного, словно выпекал слова-блины, выливал жидкое тесто на сковороду, давал окрепнуть, переворачивал и в зарумяненном виде бросал в тарелку, речь получалась вкусной.