Давид Гай - Исчезновение

7

Июль в столице выдался жаркий, с частыми грозами и очистительным озоном, не пахло сероводородом, в области, против ожидания, ничего не горело, зацвела липа, медовый запах плавал в аллеях, рощах, на лесных прогалинах, москвичи предпочитали отдыхать на дачах и вкалывать на участках, заготавливая на зиму пропитание, Кира Васильевна позвонила ближе к вечеру, сообщила, что выходные проведет в их домике на Истре, и осведомилась о планах мужа. Двойник не имел права делиться по открытой связи какими-либо сведениями о своем передвижении, жена это знала, но постоянно нарушала принятые правила, поэтому Яков Петрович с досадой буркнул в ответ невнятное: сам не знает.

На самом деле знал, однако ехать за город не хотел, пребывание на природе его не прельщало – он и так постоянно на дачах и на каких!, единственно, жалел, что не увидит внуков – Владик снимал летнее жилье в коттедже нефтяной фирмы, Альбина же укатила с дочкой и хахалем на Селигер. Думая о них, Яков Петрович скривился, точно съел кислое: предупреждение куратора сидело в подкорке и резко, щелкающе постукивало, точно при ударах ксилофонных молоточков. Чертов хирург, откуда свалился на нашу голову, да и Альбина хороша…

Черный казенный “Мерседес” со спецномером домчал до дома на улице Удальцова менее чем за час. Это ж надо, в пятницу и без пробок, дивился он, поднимаясь лифтом на двенадцатый этаж элитного строения. В большую трехкомнатную квартиру он вселился уже через три года службы. С наслаждением снял парик, отклеил усы, переоделся в шорты и майку и стал самим собой. Разогрел оставленный женой ужин, выпил рюмку водки и расслабленно устроился в гостиной в кожаном кресле под торшером, наконец-то один, без чьего-либо контроля и наблюдения.

Программа “Время” началась сюжетом о встречах ВВ с министром и губернаторами, Яков Петрович смотрел и переполнялся гордостью за отменно выполненную работу. Удалось глубоко внутрь запрятать неизбежное волнение, выглядел он убедительно, говорил по делу короткими, рублеными фразами – словом, являл образ человека (то есть не вполне человека, а Верховного Властелина, поправил сам себя) , который по-прежнему уверенно держит в руках бразды правления. В этом ни у кого в стране не может возникнуть ни малейших сомнений, ибо телевизор врать не может.

Еще в машине Яков Петрович решил полистать содержимое заветной красной канцелярской папочки, хранившей его записи. Не заглядывал в папочку месяца три, а может, больше, а между тем хранили тетрадки и отдельные листочки немало из того, что составляло суть нынешней специальности Якова Петровича. Освежить в памяти не мешает, считал он, потому и полистывал странички, когда приходила охота. Сейчас охота пришла, сама собой, как следствие того, что развалясь в кресле, он давал отдых и расслабление лишь мышцам, но не голове – мозг не выключался, сколь бы он не желал этого, ни днем, ни ночью, и потому по совету дочери он перед сном принимал валерьянку. Вот и сейчас, по-прежнему работая, Яков Петрович раскрыл папочку с крупно выведенным черным фломастером названием DOPPELGДNGER

Означало непривычное русскому уху слово в переводе с немецкого – “двойник”. Оно, признаться, очень понравилось, едва впервые прочел и произнес: он катал его во рту, как шарик, обсасывал, как леденец, без конца повторял чужое звучание и тем самым поднимался в собственных глазах – двойник.., ну что двойник.., вот доппельгэнгер – совсем иное дело… Сопровождалось слово в записях Якова Петровича мудреным пояснением, списанным с Википедии: в литературе эпохи романтизма двойник человека, появляющийся как тёмная сторона личности или антитеза ангелу-хранителю. В произведениях некоторых авторов персонаж не отбрасывает тени и не отражается в зеркале. Его появление зачастую предвещает смерть героя. Нередко двойник “питается” за счёт протагониста, по мере его увядания становясь всё более самоуверенным и как бы занимая его место в мире .

Тема двойника описана и глубоко раскрыта у Гофмана (“Эликсиры сатаны”, “Песочный человек”). От Гофмана тема мистического, часто демонического двойничества перекочевала в произведения русских классиков – Пушкина (“Уединённый домик на Васильевском острове”), Одоевского (“Сильфида”), Гоголя (“Шинель”) и Достоевского (“Двойник”).

Ни одного упомянутого произведения обладатель заветной папочки не читал, за исключением двух последних, и то в школе – нет, не совсем так, Достоевского перечитал сравнительно недавно и поразился, что главного героя, титулярного советника Голядкина, зовут так же, как его – Яков Петрович, усмотрев в этом некую мистическую связь, но какую, и сам уразуметь не мог. Насчет же тени и зеркала – очевидная ерунда а вот смерть героя при появлении двойника… тут Яков Петрович обычно задумывался, морща переносицу, но даже самому себе старался не признаваться, какие же мысли пробуждает в нем рискованная фраза.

И еще странно, в самом начале понятие ДОППЕЛЬГэНГЕР у Якова Петровича связывалось вовсе не с тем, чему соответствовало, а с собакой, точнее, с ее породой, ну, типа ризеншнауцер или доберман-пинчер. Берущий след пес, пулей летящий за убегающим, внешне спокойный, послушный, но готовый в любой момент ощерить пасть, ощетиниться – и тогда кой-кому не поздоровится… Наваждение.., двойник – и собака.., чушь несусветная, однако втемяшилась блажь и так и осела, словно взвесь на дне пробирки.

Кто же они такие, двойники, откуда берутся? Яков Петрович исследовал вопрос с тщанием, хотелось разобраться в своей редчайшщей особенности, уяснить, что к чему; в последнее время не давало покоя, все настойчивее преследовало – недооценены двойники, не найдено им место достойное на полках истории, а меж тем дар их –взрывчатая сила огромная, перевернуть могущая всех и вся. Понятно, не имел в виду придурков 90-х, всех этих Лениных, Сталиных, Горбачевых, наводнивших Москву подобно попрошайкам и снимавшихся за деньги с каждым встречным-поперечным, с них какой спрос…

Ну, допустим, у знаменитостей, артистов тех же, музыкантов были и есть похожие на них люди, их путают. Скажем, на Пола Маккартни был похож английский школьник, как его бишь… Леонард Гиббс, в 1965 году из-за огромной любви к певцу едва не пал школьник жертвой толпы фанатов. Жительнице Лондона, имеющей несчастье быть похожей на Элизабет Тейлор, поклонники актрисы не давали спокойно ходить по улицам, беспрестанно ее атаковывали любители автографов и папарацци… Это Яков Петрович понимал, никаких тайн для него тут не было – простое сходство, не более, никакой заслуги копии нет. Разве можно сравнить с титанической работой, проводимой им, чтобы обыкновенное банальное сходство превратилось в абсолютное тождество, когда (он мечтательно прижмуривался) Двойник замещает оригинал без всякого ущерба делу, и никто не заморачивается, даже помыслить не может, а вдруг подмена…