Мария Дуэньяс - Нити судьбы

— Чистые полотенца, — объявил голос из-за двери в ванную комнату.

— Оставьте их на кровати, спасибо, — крикнула я.

Я не просила полотенца, и было странно, что их решили заменить в середине дня, но я сочла это несогласованностью в работе персонала.

Я стояла перед зеркалом в ванной и заканчивала красить ресницы. Макияж был готов, и оставалось только одеться, хотя Жуау должен был заехать за мной лишь через час. Пока на мне был только купальный халат. Я рано начала собираться, чтобы чем-то занять себя и не терзаться беспокойными мыслями, однако времени все равно оставалось еще много. Я вышла из ванной, завязывая пояс халата и размышляя о том, что делать дальше. Подождать немного, прежде чем одеваться. Или надеть хотя бы чулки. Или же лучше… И в этот момент я внезапно увидела его, и все мысли, только что вертевшиеся в голове, мгновенно улетучились.

— Что ты здесь делаешь, Маркус? — пробормотала я, не веря глазам. Должно быть, кто-то из гостиничной обслуги впустил его, когда заносил полотенца. Или, возможно, это не так: я окинула взглядом комнату и нигде не обнаружила полотенец.

Маркус не ответил на мой вопрос. Более того, он даже не поздоровался со мной и не попытался оправдать свое дерзкое вторжение в мою комнату.

— Перестань видеться с Мануэлом да Силвой, Сира. Держись от него подальше — я пришел, чтобы сказать тебе это.

Он говорил решительно, стоя у кресла в углу и опираясь рукой на его спинку. На нем была белая рубашка и серый костюм, и он не казался ни слишком напряженным, ни расслабленным — просто очень серьезным. Словно твердо решил исполнить какое-то обязательство.

Я молчала, не в силах произнести ни слова.

— Не знаю, какие у вас отношения, — продолжал Маркус, — но сейчас еще не поздно покончить с этим. Уезжай отсюда скорее, возвращайся в Марокко…

— Сейчас я живу в Мадриде, — наконец выдавила я, неподвижно стоя на ковре босиком, не зная, что делать. Мне вспомнились слова Розалинды, сказанные этим утром: «С Маркусом следует быть осторожной — кто знает, какими делами он занимается и в чем замешан?» По телу пробежала дрожь. Мне ничего толком не известно о нем нынешнем, а возможно, и прежнем. Я ждала продолжения, чтобы понять, до какой степени стоит быть откровенной или осмотрительной, можно ли предстать перед ним прежней Сирой или следует держаться отстраненно, играя роль Харис Агорик.

Маркус отошел от кресла и сделал несколько шагов ко мне. Его лицо было таким же, как раньше, глаза — тоже. Гибкая фигура, лоб, волосы, цвет кожи, линия подбородка. Плечи, руки, когда-то державшие мои пальцы, голос. Все это вдруг снова стало таким близким, словно и не было долгой разлуки.

— Уезжай отсюда как можно скорее, не встречайся с ним больше, — продолжал убеждать меня Маркус. — Нельзя общаться с таким типом. Я понятия не имею, почему ты взяла себе другое имя, зачем приехала в Лиссабон и что заставило тебя связаться с да Силвой. Не знаю, случайно завязались ваши отношения или тебя кто-то втянул в эту историю, но уверяю…

— Между нами нет ничего серьезного. Я приехала в Португалию, чтобы сделать покупки для своего ателье; через мадридских знакомых мне удалось выйти на да Силву, и я встретилась с ним здесь несколько раз. Мы просто друзья.

— Нет, Сира, не заблуждайся, — резко оборвал меня Маркус. — У Мануэла да Силвы нет друзей. Только завоеванные женщины, знакомые и льстецы, ну и, разумеется, нужные деловые контакты — вот и все. И в последнее время эти контакты стали не самыми подходящими. Да Силва впутался в сомнительные дела, с каждым днем все больше в них увязает, и тебе следует держаться подальше от этого. Это не тот человек, с которым тебе стоит общаться.

— В таком случае и тебе не стоило бы общаться с ним. Но, как мне показалось в тот вечер в казино, вы хорошие друзья…

— Мы интересуем друг друга исключительно как деловые партнеры. Вернее сказать, интересовали. С недавних пор он не хочет иметь со мной никаких дел. Ни со мной, ни с кем бы то ни было из англичан.

Эти слова позволили мне вздохнуть с облегчением: они означали, что Розалинде удалось все же найти Маркуса и передать мое сообщение. Мы продолжали стоять друг напротив друга, но расстояние между нами как-то незаметно уменьшилось. Шаг вперед — он, шаг вперед — я. Затем снова — он, и опять — я. В начале нашего разговора мы находились в разных концах номера, как два осторожных борца, опасливо выжидающих реакции противника, но постепенно — возможно, почти неосознанно — сближались, пока не оказались наконец посередине комнаты, между кроватью и письменным столом. Оставалось сделать всего одно движение, чтобы коснуться друг друга.

— Не беспокойся, я умею быть осторожной. В записке, которую передал мне в казино, ты спрашивал, что стало с той Сирой из Тетуана. Вот, ты видишь ее перед собой: более сильную. И в то же время более недоверчивую и разочарованную. А теперь позволь задать такой же вопрос тебе, Маркус Логан: что стало с журналистом, который приехал, израненный, в Африку, чтобы взять интервью у верховного комиссара, а потом так и не…

Я не успела закончить фразу, прерванную раздавшимся стуком в дверь. Кто-то, явившийся крайне не вовремя, стучал очень настойчиво. Я инстинктивно схватилась за руку Маркуса.

— Спроси, кто там, — прошептал он.

— Это Гамбоа, помощник сеньора да Силвы. Я принес вам кое-что от него, — донесся голос из коридора.

Маркус в три больших шага исчез в ванной комнате. Я медленно подошла к двери, взялась за ручку и, несколько раз вдохнув и выдохнув, наконец открыла, стараясь выглядеть как можно естественнее. Передо мной стоял Гамбоа с чем-то легким и роскошным, завернутым в шелковую бумагу. Я протянула руки, чтобы принять неизвестный подарок, но Гамбоа не отдал мне его.

— Давайте я лучше сам куда-нибудь их поставлю, они очень хрупкие. Это орхидеи, — пояснил он.

Я заколебалась. Хотя Маркус прятался в ванной, было рискованно впускать этого человека в комнату, однако, не разреши я ему войти, он мог бы подумать, будто я что-то скрываю. А в тот момент мне меньше всего требовалось навлекать на себя подозрения.

— Проходите, — наконец произнесла я. — Поставьте цветы на письменный стол, пожалуйста.

Через секунду я поняла, что произошло нечто ужасное, и мне захотелось провалиться сквозь землю. Исчезнуть, испариться — мгновенно и навсегда. Чтобы не сталкиваться с последствиями того, что предстало перед моими глазами. В центре узкого стола, между телефоном и позолоченной лампой, лежало нечто совершенно невообразимое. Нечто абсолютно неуместное, его никто не должен был видеть в моем номере. Никто — тем более человек, работавший на да Силву.

Я поспешила исправить положение, едва осознав свою оплошность.