Мария Дуэньяс - Нити судьбы

Час ночи, половина второго, без четверти два. Меня бросало то в жар, то в холод. Два часа, десять минут третьего. Я поднималась с постели несколько раз, открывала и закрывала балкон, выпила стакан воды, включила свет и снова его погасила. Без двадцати три, три, три пятнадцать. И вдруг пришло неожиданное решение. Или, во всяком случае, нечто похожее на него.

Я облачилась в самую темную одежду, какая только имелась в моем шкафу: черный мохеровый костюм, длинный жакет свинцово-серого цвета и широкополую шляпу, которую надвинула до бровей. С собой я взяла лишь ключи от номера и небольшую пачку банкнот. Больше мне ничего не требовалось, за исключением, конечно, удачи.

Я спустилась на цыпочках по черной лестнице — кругом стояла тишина, и все погрузилось во мрак. Я шла, с трудом ориентируясь в темноте и подчиняясь в основном интуиции. Кухни, кладовые, прачечные, котельные. Мне удалось выйти наружу через заднюю дверь подвального помещения. Конечно, не самый лучший вариант — через этот ход выносили мусор. Что ж, по крайней мере это мусор богатых.

Была глубокая ночь; лишь казино, находившееся неподалеку, сверкало огнями и время от времени раздавались голоса припозднившихся гуляк: прощания, приглушенный смех — и звуки отъезжающего автомобиля. И наконец — тишина. Подняв лацканы жакета и сунув руки в карманы, я приготовилась ждать и уселась на бордюр за кучей ящиков из-под сифонов. Я выросла в бедном квартале и прекрасно знала, что движение начнется очень скоро: множество людей вынуждены вставать ни свет ни заря, чтобы обеспечивать беззаботную жизнь тем, кто позволяет себе нежиться утром в постели. Еще не было четырех, когда в нижнем этаже гостиницы зажегся свет, и вскоре на улицу вышли двое работников. Они остановились, чтобы зажечь сигареты, прикрывая огонек ладонями, и не торопясь удалились. Затем подъехал пикап и, остановившись поодаль и высадив дюжину молодых женщин, так же быстро уехал. Все еще сонные, они вошли в гостиницу — должно быть, новая смена официанток. Вскоре появилась вторая машина — на этот раз мотокар [81] В Испании — небольшая трехколесная машина (как правило, грузовая). . Вышедший из него худой и небритый мужчина вытащил что-то из кузова и отправился на кухню, неся в руках большую плетеную корзину, судя по всему, не слишком тяжелую — я не разглядела в темноте. Закончив работу, он вернулся к машине, и я к нему подошла.

Я попыталась платком очистить сиденье от соломы, но мне это не удалось. В машине пахло куриным пометом и повсюду валялись перья и яичная скорлупа. Яйца подавались в гостинице на завтрак в виде искусно приготовленной яичницы или омлета, на тарелке с золотистой каемкой. Однако машина, на которой их доставляли от несушек на гостиничную кухню, не отличалась особой изысканностью. Трясясь в мотокаре, я старалась не вспоминать мягкие кожаные сиденья «бентли» и Жуау. Я сидела справа от водителя, и мы едва умещались с ним в тесноте кабины. Но хотя и сидели, прижавшись друг к другу, за всю дорогу не обменялись ни словом — я лишь назвала адрес, по которому меня следовало отвезти.

— Это здесь, — сказал водитель, когда мы наконец приехали.

Я узнала фасад.

— Еще пятьдесят эскудо, если заберете меня отсюда через два часа.

Водитель, тронув козырек кепки, молча дал мне понять: договорились.

Подъезд был закрыт, и я села на каменную скамейку, дожидаясь ночного сторожа. Эти томительные минуты я провела, снимая с одежды прилипшие перья и соломинки. К счастью, мне не пришлось ждать слишком долго: сторож появился через четверть часа, размахивая огромной связкой ключей. Я кое-как изложила ему историю про якобы забытую сумку, и он впустил меня в дом. Я нашла имя на почтовых ящиках и, бегом поднявшись на два пролета, постучала в дверь массивным бронзовым кольцом.

В квартире быстро проснулись. Сначала за дверью послышалось шарканье, словно кто-то устало волочил ноги в старых тапочках, затем в открывшемся дверном глазке появился темный, припухший спросонья и удивленный глаз, и наконец раздались более энергичные, быстрые шаги и тихие, торопливые голоса. И хотя они были приглушены толстой деревянной дверью, я сразу же узнала один из них. Он принадлежал именно тому человеку, которого я искала. Я окончательно в этом убедилась, когда в глазок на меня посмотрел живой голубой глаз.

— Розалинда, это я, Сира. Открой, пожалуйста.

Послышался скрежет отодвигаемой задвижки. Потом еще.

Наша встреча была порывистой, полной сдержанной радости и взволнованного шепота.

— What a marvelous surprise! [82] Какой чудесный сюрприз! ( англ. ). Но что ты делаешь здесь посреди noite [83] Ночи ( порт. ). , my dear? Мне сказали, что ты приезжаешь в Лиссабон, но я не должна с тобой видеться. Ну же, рассказывай, как там в Мадриде? Как жизнь?

Я тоже безумно радовалась нашей встрече, но страх заставил меня вспомнить о благоразумии.

— Ш-ш-ш… — произнесла я, пытаясь сдержать порыв Розалинды. Она не обратила на это никакого внимания и продолжила обрушивать на меня лавину энтузиазма. Я подняла ее с постели в такую рань, но Розалинда была, как всегда, великолепна. Хрупкая фигура и прозрачная кожа, доходивший до пят шелковый халат цвета слоновой кости, ниспадающие локоны, чуть короче, чем раньше, и льющийся с губ бурный поток фраз на смеси английского, испанского и португальского.

Наконец-то я могла задать ей множество накопившихся вопросов. Как развивались события после ее внезапного бегства из Испании, что ей пришлось пережить за все это время, и как она восприняла оглушительную отставку Бейгбедера? В ее доме царила атмосфера роскоши и благополучия, но мне прекрасно было известно, что те скудные средства, которыми она располагала, не могли обеспечить ей такую жизнь. Как бы то ни было, я предпочла ни о чем не спрашивать. Через какие бы трудности ни пришлось ей пройти, Розалинда Фокс, как всегда, излучала непоколебимую жизнерадостность, не знавшую преград и способную, казалось, оживить даже мертвого.

Мы прошли по длинному коридору, держась под руку и перешептываясь в полумраке. Когда мы оказались в ее комнате и Розалинда закрыла за собой дверь, воспоминания о Тетуане захватили меня, как порыв африканского воздуха. Берберский ковер, мавританский фонарь, картины. В одной из них я узнала акварель Бертучи: побеленные стены мавританского квартала, женщины из племени рифов, продающие апельсины, навьюченный мул, хаики и джеллабы и, в глубине, минарет мечети на фоне марокканского неба. Я поспешила отвести взгляд: это был неподходящий момент, чтобы предаваться ностальгии.

— Мне нужно найти Маркуса Логана.

— О, какое совпадение. Он тоже приходил ко мне несколько дней назад: хотел узнать о тебе.