Михаил Самарский - Распятые любовью

– А говоришь, пятьдесят лет тебе! Ты серьёзно думаешь, что они, – он кивнул в сторону полицейских, – сами сюда пришли?

– Вот это да! – я аж присвистнул. – Так это, значит, твоих рук дело? А как ты… Как же…

– Да очень просто, – улыбнулся мой спаситель, – в паспорте нашёл твой адрес, затем понаблюдал за твоей супругой, вычислил, где они тебя прячут. Ну, а дальше уже дело техники. В полиции сначала даже не поверили. Говорят, что такого не может быть, мол, средневековье какое-то. Но вот пришли проверить и убедились, что всё может быть. Так что с освобождением, мой друг!

Мы крепко обнялись, в моих объятиях оказался настолько теперь близкий мне человек, что в тот момент я был абсолютно убеждён, нет на свете ближе и роднее человека, чем мой Тоха.

Глава 21

Видимо «лечение» от Галины и китайского доктора дало свои плоды. Давно я не видел таких суетных и насыщенных снов. За что я их люблю, так это за то, что сны не подвержены никакой цензуре. Никто не придёт и не скажет тебе: вот тут, батенька, ты не прав, что-то в твоём сне не так, не дело это, давай-ка, любезный, исправляй, а то…

Никаких «а то» – что приснилось, то приснилось.

Бывают сны весёлые, рассказываешь их, и все радуются, веселятся вместе с тобой. Бывают – грустные, у некоторых слушателей даже слёзы наворачиваются, когда проникаются «сонной историей». Бывают сны жуткие, фантастические, несуразные, бредовые, просто дурацкие. Ну а есть и такие, что сто раз подумаешь, рассказывать их кому-нибудь или нет.

Не знаю, в какой разряд можно зачислить мой сон, но сейчас это не суть важно, главное – сон любопытный и, я бы сказал, даже блистательный. Кому-то он покажется смешным, кому-то мрачным, другим, возможно, горьким и щемящим. И всё же убеждён, что о таких сне умалчивать нельзя. С моей стороны это было бы нечестно. Замолчать такой сон – вопиющая невежественность и жлобство, ибо искусство должно принадлежать народу, в нашем случае – читателю.

В России, как всегда, неожиданно случилась революция. Нет-нет, ни социалистическая, ни капиталистическая, ни крестьянско-пролетарская, ни культурная. Это ведь 2017 год! Социализм мы уже строили, перекрестились и пошли дальше. Капитализм процветает на каждом углу, чего его революционизировать? Крестьяне с пролетариями давно приспособились извлекать дополнительные доходы с помощью самобытных интерпретаций глупых законов, культуру так втоптали в грязь, что ей не до революций и переворотов, ей бы с кино, театрами и памятниками справиться.

Свершилась революция (внимание!) гендерная. Владимир Ильич Ленин при макияже, с ярким маникюром, в голубой накидке, кружевных ослепительно-белых трусиках и полупрозрачной коротенькой юбчонке взобрался на танк «Армату» и торжественно, несколько противным голосом, провозгласил:

– Товагищи, гендегная геволюция, о необходимости котогой все вгемя говогили гомосексуалы, свегшилась! Уга, товагищи!

Народ вокруг боевой машины взорвался аплодисментами. Везде были счастливые сияющие лица. Кто-то сказал: «Было бы неплохо разок пальнуть из танка». «Зачем?» – недоуменно спросили рядом стоящие граждане. «Да так, – пожал плечами мужчина, – для порядку».

За «Арматой» была расположена сцена. На ней танцевали пары, я присмотрелся: вот проплыл Сталин с совершенно голой Матильдой, дальше пошёл Троцкий с Надеждой Крупской, она была в бикини и плотном спортивной бюстгальтере. Внизу у сцены я вдруг заметил пожилого лысого толстенького мужчину, который валялся на траве и отбивался от одетой в чёрный латекс женщины, безжалостно стегавшей бедного старика. Тот извивался и визжал так, что мне захотелось отбить его у разъярённой женщины. Подойдя ближе, я понял, что тут происходит, и как-то сник, двойственные чувства одолели мною, я смотрел на старикашку и вспоминал, как он кричал и обзывал художников пидорасами. Да, кажется, это был он, если не ошибаюсь.

Женщина в очередной раз опускала на голую спину толстяка хлыст и приговаривала:

– Так кто тебе, сучий потрох, разрешил крымами разбрасываться?

– Простите, Наталья Владимировна, ради Бога, ну не подумавши я, простите.

– А нам теперь расхлёбывать? Завтра же выкопаем подлеца, и иди по миру объясняйся!

– Хорошо-хорошо, Наталья Владимировна, сделаем, только не бейте. Вон взгляните на сцену, какая бесстыдница с Иосифом Виссарионовичем зажигает.

Из-за сцены вышли Зиновьев, Каменев и Бухарин. Все они были одеты почему-то в шахтёрскую робу. Такой расклад удивил меня даже во сне. Но они вдруг растворились. Над площадью, словно истребители летали большущие пчёлы с необычайным раскрасом – розовые полоски чередовались с голубыми.

К Наталье Владимировне, откуда ни возьмись, подошёл скульптор Неизвестный и, взяв её под руку, отвёл в сторону. О чём они говорили было не слышно, но через какое-то время женщина громко рассмеялась и швырнула нагайку в сторону.

На сцене появился оратор во френче с блестящими пуговицами и объявил:

– Господа, сейчас я прочитаю вам свой моноспектакль о педагогическом сброде нашей страны, о молодых мажорах и их родителях коррупционерах. Меня зовут Владимир Рудольфович Пташкин, я самый честный бизнесмен на свете и обожаю нашего президента.

Толпа неодобрительно загудела, Ленин на танке обернулся и громко крикнул в микрофон:

– Товагищ Тгоцкий пните со сцены этого отвгатительного болтуна, он мешает мне выступать на политической сцене.

Троцкого опередил Сталин, он подошёл и со всей силы отпустил Пташкину смачный поджопник. К удивлению собравшихся, артист не рухнул на землю, а полетел над полем и взмыл ввысь. К концу сна он шлёпнулся посреди поля с опалёнными крыльями. К нему тут же подошёл актёр Шурик и расплакался.

А тем временем, власть в нашей богом хранимой стране и в нашем сне неожиданно перешла в руки гомосексуалистов.

Один из муниципальных депутатов, похожий на пьяного пингвина, целый день бегал по столице и радостно кричал: «Гей-парадам быть! Гей-парадам быть! Гей-парадам быть!». Я, правда, не понимал, в чём теперь их смысл. Теперь, скорее, несогласные будут добиваться проведения гетеро-парадов. Но новые власти сразу дали понять, что никаких гетеро-парадов не будет.

Гомосексуализм в стране был объявлен нормой, а гетеросексуализм в одних регионах – психическим заболеванием, в других – уголовным преступлением, в третьих – нарушением морали и нравственности. При этом, до революции такого термина как «гетеросексуализм» даже не существовало.

Несогласным дали месяц на пересмотр своих принципов, после чего по всей стране прокатилась волна народных протестов и, судов. Протесты проходили под знаменем «Гетеросексуализм от Бога!», суды – под лозунгом «Не позволим никому нарушать наши гомосексуальные права!».