Роман Коробенков - Прыгун

Я вспомнил.

«...я потерял Сашку… "

С утра все привиделось тяжелее, чем мнилось, глядя на ночь. Может, вечером кровь перенасытилась адреналином и я, отупев, плохо чувствовал происходящее. Оно грызло гранит моего силового поля, но добраться до меня не могло, а сейчас я был вне психологических костюмов, а соответственно — беззащитен.

«...ее больше нет... "

Боль нахлынула агрессивной стеной и в прямом смысле задавила мое полусонное существо.

Я попробовал предположить, что мне все приснилось, но красочность воспоминаний и детальное воспроизведение диалогов в голове пели песню об ином.

Дрожащими руками я отыскал сигарету, ноги мои понесло на кухню, где в холодильнике я нашел ледяную бутылку коньяка и большой лимон. Со скоростью мысли я отправил в себя серию глотков, желая отвлечься от мирского. Стало чуть легче и гораздо теплее.

Я глянул на пол и оторопел: доступная взгляду плоскость оказалась усыпана черными ровными пятнами, их проявилось так много, что общей совокупностью все это выглядело элементом дизайна. Там же я увидел клочок бумажки, которую машинально поднял и узнал то самое письмо человеку, которым она будет через десять лет.

Я просмотрел заново его несложную суть, и на глазах моих проявились слезы.

В кармане моем в приступах вибрации затрясся сотовый, я достал его и прочел:

«…я люблю тебя…»

Сообщение веяло теплом, но рядом с ним имелась приписка — уведомление о пересылке и номер телефона, который я тут же стремительно перенабрал и следом, услышав мужской голос в туманном нигде, отключил.

Меня затрясло, шизофреническая рябь холодной прытью пробежала по моему разуму, глаза мои налились кровью и разлились прозрачной слезой. Я выпил еще, затем еще, заел половиной лимона и не почувствовал ни жидкости, ни фрукта.

Глаза обратились к странным пятнам, что, казалось, прибывали на глазах. Я присел на корточки и ткнул в одно из них пальцем, все еще подозревая, что это вездесущая жвачка. Палец ушел в никуда, пятно было дырой в полу, которую словно заткнули кусочком ночи.

Я попробовал на ощупь другое пятно, потом еще одно. Все повторилось.

Меня не удивило происходящее, в нем было не без логики. Мой мир, такой упорядоченный в последнее время, склеенный остро пахнущей субстанцией любви, начал на глазах крошиться в бесполезную пыль.

Я перечитал еще раз письмо человеку, которым она планировала быть через десять лет, затем я еще раз посмотрел сообщение в телефоне. Потребовался еще алкоголь. Он будто улетал в никуда, я не чувствовал ничего, кроме тепла, и лимон по-прежнему был лишен вкуса.

Я набрал тот номер. Отозвался незнакомый человек, который долго не мог понять, что мне нужно. А когда понял, мы проговорили с ним около часа и выяснили массу демонических подробностей.

В душе моей пустело с каждым откровением, мозг отказывался вязать все это в один смысловой узел со спящим за стеной человеком.

Мы рассоединились, говорить стало не о чем.

Ноги понесли меня в комнату.

Сашка не спала и без единой нитки лежала поверх одеяла. Пальцы ее управлялись с сигаретой, лицо выглядело умиротворенно-печальным.

Размашисто я распахнул шкаф, руки мои выдернули чемодан, который я принялся ожесточенно и хаотично собирать.

— Что ты делаешь? — робко спросила она спустя несколько минут моих манипуляций.

«...ты не видишь?..»

«...не делай этого, я ведь люблю тебя...»

«...я не знаю тебя… я не знал тебя такой…»

«...о чем ты?..»

«...у меня ощущение, что тебя где-то когда-то подменили...»

«...это же я...»

«...я хочу узнать, где это произошло. куда я пришел с моей девочкой, а ушел с демоном...»

«...ты бредишь...»

«...может быть, моя девочка еще там, наверное, ей нужна моя помощь...»

«...ты меня пугаешь...»

«…ты — это не она, она была чистым прекрасным человеком, а тебя я не знаю...»

«...прекрати!..»

Я резко разворачиваюсь и начинаю говорить, слова мои, точно пули, они пропитаны ядом и со смещенным центром тяжести.

Мы продолжительно выясняем отношения, иногда срываемся на крик, иногда говорим, не издавая звуков, но диалог не прекращается ни на секунду. Иногда она становится собой и начинает огрызаться, пытается убедить меня, что все выглядит не так, как я представляю, но это-то как раз уже лишено всякого терапевтического смысла. Чаще она просто скулит и просит простить ее, демоническое лицо непрерывно линуется слезами, но меня это уже не трогает. Мои глаза давно живут своей жизнью.

— Все не так! — визжит она, когда чемодан собран, я начинаю погружаться в верхнюю одежду. — Ты сам все это выдумал, ты говорил не с тем человеком. Это есть только в твоей голове, на самом деле этого нет!

— Сколько живу на свете, столько замечаю, что когда кажется, всегда так и есть, — как-то отрешенно, но убежденно повторяюсь я. — Кажется — это и есть шестое чувство, научиться слышать его — значит правильно трактовать свое «кажется». После того как ты поступил иначе, в тебе появляется досада, будто ты был уверен, что необходимо было поступить наоборот, но по непонятной причине поступил так, как поступил. Нужно доверять своему «кажется», по крайней мере обращать на него внимание… Иногда только оно способно рассказать правду. Я ухожу.

«...никогда и ни в чем я еще не был так уверен...»

— Но почему? — Голос ее дрожал, слова едва различались.

— Существует три проверки, которые устраивает женщина, — отозвался я, направляясь к двери. — Она думает, что это проверки мужчины, но в первую очередь это проверки ее самой. Проверка красотой, когда она использует свою силу, чтобы прибрать мужчину к рукам. Проверка любовью, когда она погружает их обоих в котел эмоций, где оба кипятятся, стяжая свое счастье. И проверка изменой, когда либо она есть, либо ее нет. Точнее, когда есть условия, но последнего нюанса, той самой трещины — нет!

— Какой трещины?! — кричит она мне в спину.

— В котле!

Жуткий вой раздается у меня за спиной.

Я молча тереблю замки, желая поскорее покинуть это пространство.

— В каком котле?! — выдавливает она сквозь плач.

— Эмоций!

«...тебе незнакомо это слово…»

— … — плачет она оглушительно.

— Мы не прошли с тобой эту проверку, а потому — акоп.

— Подожди. Мы можем притвориться, будто мы только встретились. — Она обхватывает меня руками и так приковывает к себе.

— Не можем. Акоп, — судорожно тереблю я замки, но они не поддаются. Я пытаюсь опять и опять, Сашка висит на мне всем своим вкусно пахнущим голым раскаленным телом, не переставая громко плакать, а дверь бездушно не поддается.

С трудом я отдираю от себя маленького дьявола, сажаю его голой попой на пол и решительным шагом иду к телефону. Я чувствую, что это ее проделки, но настроен выбраться любыми способами, даже если придется вызвать службу спасения или пожарных.