Патриция Хайсмит - Чудо. Встреча в поезде

Почти весь день я прозанималась дома, но Али не позвонил. В воскресенье я решила снова ему позвонить, но не смогла себя заставить. Я продолжала ждать его звонка, пребывая в постоянном нервном напряжении. Мне пришло в голову, что я веду себя скорее как сопливая девчонка, которую бросили, чем как агент Моссада.

В понедельник от Али по-прежнему не было ни слуху ни духу. Я решила подождать до вторника. Главная моя ставка была на Западную цивилизацию. Во вторник утром я проснулась ни свет ни заря и не смогла снова заснуть. Я была в состоянии крайнего возбуждения. Куча времени ушла у меня на одежду, прическу и макияж, при этом я старалась, чтобы все было в меру, не нарочито.

На Западной цивилизации я оказалась самой первой. В классе было пусто. Я решила, что войду еще раз, потому что хотела сесть рядом с Али. Я подумала, что если сяду первой, а он со мной не сядет, то ему покажется слишком подозрительным, что я сама к нему пересяду.

Все выходит из-под контроля, подумала я. Даже выбор места в классе становится головной болью. Я уселась на подоконнике, делая вид, что просматриваю свои записи, а сама следила за опаздывающими.

Наконец лекция началась, а Али все не было. Я вошла и села. Вот и все мои расчеты. Через пять минут вошел Али и сел возле двери. На меня он ни разу не глянул.

После занятий я поспешила за ним.

— Хай, Али, — сказала я едва дыша.

— А, хелло. — Вид у него был безразличный, разве что чуть удивленный, что я по-прежнему существую.

— Али, мне нужно с тобой поговорить, — сказала я.

Он глянул на часы:

— Я должен кое-где быть через пять минут.

Мы уже вышли и приближались к ступенькам библиотеки Батлера.

— Я много времени у тебя не займу, — сказала я. — Пожалуйста, давай присядем на минутку?

Он пожал плечами и сел на ступеньку. Я опустилась рядом с ним. На этих ступеньках у меня было много важных разговоров с друзьями. Для сердечных излияний это место было не хуже других, известных мне. Светило солнце. Повсюду были приметы весны. Прямо перед нами на зеленой траве прямоугольника городка несколько студентов играли во фрисби. Красный кирпич строений городка почти скрылся за листьями распустившегося плюща. С верхних ступенек открывался вид на весь городок. Его строгая классическая симметрия всегда действовала на меня успокаивающе, и теперь она чуть приубавила мое смятение.

— Надеюсь, ты на меня не сердишься? — сказала я Али.

— Не сержусь, — равнодушно сказал он. — Не бери в голову.

Помолчали.

— Тогда, может, мы встретимся в выходные? — робко сказала я.

— Не думаю. У меня уже есть планы на выходные. И вообще, я буду довольно занят до конца семестра.

Я глубоко вздохнула и сказала:

— Ты мне нравишься, Али. Правда. Я уверена, что мы можем разрешить наши противоречия как благоразумные люди.

— Не вижу, зачем. Ты была права в тот первый раз. Между нами ничего общего. Я встречаюсь с девчонками, чтобы просто хорошо провести время. Слишком уж это хлопотно — следить за всем, что я говорю или делаю, даже толком не зная, что тебя может оскорбить. Эти заморочки не по мне.

Он встал, и я тоже встала.

— Али, — в отчаянии сказала я, — если ты дашь мне еще один шанс, я буду вести себя лучше. И ты можешь говорить все, что хочешь, и не будет никаких заморочек, обещаю.

— Что это с вами, ребятишки? — усмехнулся он. — То ты воротишь от меня нос, как от последней дряни, или ерепенишься по малейшему поводу, то — на тебе, пожалуйста — лезешь ко мне, подлизываешься, умоляешь не прогонять. Это что? Нечто сугубо еврейское?

— Я… я не знаю, — сказала я, заикаясь. Я почувствовала, как глаза мои наполняются слезами.

Али удовлетворенно кивнул:

— Это именно то, что я и имею в виду. У меня и так хватает забот без этих истеричных еврейских принцесс, которые только и бегают следом и устраивают дурацкие сцены. — Он повернулся на каблуках и пошел себе.

— Подлец, — прошептала я и залилась слезами. Я села на ступеньки, всхлипывая от унижения и ярости. Прощайте, все мои мечты и надежды, думала я, прощай, работа в Моссаде. Зви Авриль теперь перестанет со мной здороваться, и уж забудем о рекомендательном письме.

Я бы могла плакать долго, но люди бросали на меня удивленные взгляды, а мне в любом случае надо было на работу. Поэтому я вытерла слезы и отправилась ухаживать за своей птичьей колонией в лаборатории психологии. Я отметила в своем лабораторном журнале наличие, число и состояние яиц у каждой брачной пары голубей-витютеней. Затем я накормила всех птиц и дала им воды. Их нежное воркование, как всегда, успокоило меня и прояснило голову. Хохма Али насчет еврейских принцесс теперь показалась мне действительно смешной, пусть даже в его бедной арабской головушке по поводу евреев настоящая мешанина. И Барнард и Колумбия, естественно, не испытывали нехватки в американско-еврейских принцессах, больше известных под сокращением АЕПы, как я узнала вскоре после моего прибытия в Нью-Йорк. Но сваливать с ними в одну кучу нищую эмигрантку из России было довольно-таки смехотворно. Вряд ли вам попадется много АЕП, которые в хирургической маске метут за минимальную плату птичьи перья.

Теперь я могла рассмотреть проблему Али и расчетливо, и спокойно. Я знала, что должна его одолеть. Я решила, что там, на ступеньках, я выбрала неправильную тактику, неверный подход. Тот мой подход был слишком уж понятный, слишком уж обычный. Давай дружить, преодолевать различия, ля, ля, ля — тополя. Какая чушь! Али верит во все это еще меньше меня, так что я вызвала у него только раздражение.

Вторая моя ошибка, размышляла я, в том, что я разговаривала с ним именно на ступеньках библиотеки. Мне же нужна была такая обстановка, где можно было бы скинуть хотя бы часть одежды и хорошо, если бы поблизости была кровать. Другими словами — мне нужна была его комната. Когда я первый раз пошла его соблазнять, у меня был правильный расчет. Не вижу, почему бы это снова не сработало. Я тщательно продумала свою линию поведения с ним и что я должна буду ему сказать.

Перед уходом я еще раз подошла к своей любимой голубке, которую я назвала Таней. «Я не могу справиться с тем, что люблю тебя!» — прошептала я трагически и подмигнула Тане. Таня мне не ответила. Жаль, что теперь мне нельзя открываться по поводу Али ни Эми, ни Маргарет и для откровений остаются одни только птицы. «Вот увидишь, я обведу его вокруг пальца, — пообещала я Тане. — Испорченный арабский плейбой не устоит перед истеричной еврейской принцессой».

В тот же вечер я осторожно постучалась в дверь Али. Ответа не последовало. Я нажала на ручку. Дверь была заперта. Я приложила к ней ухо и прислушалась. Ни звука. Я было решила раскинуть шатры под дверью, но не хотелось давать соседям Али новый повод для сплетен.