Имре Уйвари - Особенный год

— Не подумайте, товарищ капитан, что я подлец, — тихо проговорил солдат. — Не скрою, была у меня мыслишка отказаться от ребенка, но я этого не сделаю. Ребенка я признаю и буду платить, сколько положено по закону…

— А сколько вы будете платить? — спросил я. — Ну, на хлеб вы ему дадите, но ему ведь не одна пища нужна. А кто ему даст отцовскую любовь? А с Гизи вы тоже деньгами расплатитесь?

Бенчик молчал. Мы стояли у изгороди напротив жилого дома. В песочнице играла девочка лет пяти. Высунув язык, она лепила куличики. Вдруг она вскочила и убежала в дом, а через минуту снова появилась с игрушечным ведерком в руке.

— Скажите откровенно, вы любите свою девушку? — спросил я Бенчика.

— Думаю, что да, — ответил он, помолчав. — Только странно все как-то… Не верится, что у Гизи будет ребенок.

— Это же ваш ребенок, плод вашей любви…

— Знаю и все равно ничего не могу поделать: мать мне не разрешит.

— А вы уже разговаривали со своими родителями?

Солдат кивнул.

— И почему же они не согласны?

— Говорят, что падшую девицу они в дом не возьмут.

— А вы им сказали, что у нее от вас будет ребенок?

— Да.

— Ну и что же? И что значит «падшая»? У вас будет ребенок, — значит, нужно поскорее назначить свадьбу, и все…

Бенчик молчал.

— Уж не потому ли она падшая, что влюблена в вас? Вы ведь, наверно, обещали жениться на ней, а?

— Обещал.

— Скажите, вы себя честным человеком считаете? Вам можно верить на слово?

Бенчик сверкнул глазами и не без гордости ответил:

— Да.

— Однако вышло так, что вы обманули девушку. Она вас полюбила, ребенка от вас родить хочет, а вы…

— Все же лучше, если бы этого не было.

— Все зависело от вас, а раз уж так случилось, то вам все же придется жениться на ней. По сути дела, она ваша жена.

Бенчик с удивлением посмотрел на меня.

— Да, да, — продолжал я, — жена, а не кто-нибудь. Слово честного человека порой больше значит, чем штемпель в паспорте.

Солдат достал бумажник и вынул из него фотографию:

— Это она.

С карточки на меня смотрела красивая улыбающаяся девушка.

— Работящая она, добрая, — продолжал Бенчик, — если бы не родители, взял бы я ее.

— Вы взрослый человек и своей жизнью должны распоряжаться сами, тем более что сейчас решается судьба трех человек. Хочу, чтобы вы меня правильно поняли, — сказал я Бенчику. — Если вы откажетесь от ребенка, вас всю жизнь будет мучить совесть.

— Что же мне делать, если я не могу привести ее домой? Я крестьянин, у нас есть небольшой участок, я привык к земле. Куда мне еще идти?

— Осенью вас демобилизуют. Вам двадцать два года, вы сильны, здоровы. В селе не так трудно найти квартиру, как в городе. — Немного помолчав, я продолжал: — Если хотите, я могу пригласить сюда ваших родителей и поговорить с ними. Надо бороться с предрассудками, с пережитками прошлого.

— Это было бы хорошо, — оживился солдат. — Мои старики преклоняются перед авторитетом, только я-то для них не авторитет. Вы, товарищ капитан, произведете на них впечатление.

— Вы только сами не роняйте свой авторитет перед солдатами. Говорите им не о «девице», а о невесте, которая скоро родит вам ребенка, а это уже очень серьезное дело.

Мы еще немного поговорили с Бенчиком, но он, погрузившись в свои думы, отвечал мне уже не так охотно. Он не спускал глаз с маленькой девочки, игравшей в песке, и, видимо, думал о своей будущей семье, как и подобает порядочному отцу.

В воскресенье по моему вызову приехали родители Бенчика.

Внимательно выслушав меня, отец Бенчика сказал:

— Девушка она работящая, это верно, а внуку или внучке кто из нас, стариков, не рад? Так ведь? С собственными детьми родителям некогда особенно возиться, работать нужно, а вот нам, старикам, теперь самое время понянчить внуков. Мы и сами-то как дети становимся. — И совсем тихо, чтобы не слыхала жена, он шепнул: — Я и сам в молодости был не прочь поволочиться за красивыми девушками. Сын весь в меня. Что ж теперь делать, раз такое случилось? Пусть женится, да и делу конец. Работы по хозяйству много, а моей старухе уже за шестьдесят.

Со стариком я легко договорился. Труднее было убедить старуху.

— Падшую девицу я в дом не пущу, — стояла она на своем. — У нас только лишнего рта в семье не хватало! Нет и нет!

— Как вы можете так говорить о невесте своего сына!

— О невесте?! Да я ее и видеть-то не желаю! Не надо было строить глазки парням! Прижила где-то ребенка, а теперь Шандору на шею сесть хочет. И как ей только не совестно! А этот дурак развесил уши и поверил, что ребенок его…

Слова так и сыпались из тетушки Бенчик. Она кричала, что в старое, доброе время таких девушек выгоняли из села, а не то чтобы в жены брать…

На мои слова и доводы старуха почти никак не реагировала. Напрасно я пытался убедить ее в том, что, по сути дела, браки совершаются не в загсе и не в церкви, а в интимном мире двух людей и что ее сын любит Гизи, а она отвечает ему тем же.

Когда старуха начала ссылаться на священное писание, я сказал, что она своими действиями как раз и нарушает евангельские заветы.

Бенчику я посоветовал твердо заявить родителям о том, что он женится на Гизи.

Когда я перед отъездом стариков увидел еще раз солдата, он сказал:

— Мать уперлась на своем. Говорит, что в ее дом Гизи не войдет.

— Это ее последнее слово?

— Да… Что я могу поделать: все-таки она мне мать, а не чужая.

Вечером я рассказал всю историю своей жене.

— Ты член женского совета, посоветуй, что можно сделать в такой ситуации? — спросил я, так как на самом дело не знал, что мне делать.

— А почему бы девушке не приехать сюда?

— Куда сюда?

— В гарнизон. Поженятся они, она будет работать…

— Вот как?

— А почему бы и нет? В этом я лучше разбираюсь. Вы, мужчины, не представляете себе, что для нас, женщин, означает жизнь врозь. Представь положение этой девушки. На нее уже сейчас косо смотрят, а старуха Бенчик звонит на каждом углу о том, что, мол, ребенок, вовсе не от ее сына. Девушке будет лучше здесь, неподалеку от мужа… Да и мы сможем ей кое-чем помочь.

Жена была права. На следующий день я посоветовался с офицерами роты. Секереш нашел предложение моей супруги разумным и даже вызвался помочь найти комнату у кого-то из знакомых.

— Через полгода все устроится самым лучшим образом, пусть женятся, — решил Секереш.

— А имеем ли мы право так вмешиваться в чужую жизнь? — усомнился Вендель.

— А почему бы и нет? А чего мы, собственно, хотим? Только того, чтобы двое молодых людей устроили свою жизнь. Не можем же мы посоветовать Бенчику не обращать внимания на свою мать? А помочь ему как-то нужно. Ребеночек-то скоро родится.

Секереш говорил горячо и убежденно, и я еще раз удивился его душевной чуткости и доброте.