Имре Уйвари - Особенный год

Должен признаться, что в отношении Балайти Секереш был абсолютно прав. Жизнь у Балайти была явно не мед: как-никак два года без семьи. Каждые две недели садись на поезд и тащись домой, а рапорт о получении квартиры два года лежит в штабе без всякого движения. Жена Балайти сначала ругала мужа за его непрактичность, а когда ей это надоело, сама взялась за решение квартирного вопроса.

На прошлой неделе она пришла ко мне на квартиру и без лишних разговоров изложила суть дела:

— Товарищ капитан, скажите, пожалуйста, когда мы наконец получим квартиру?

— Я уже говорил вашему мужу, что, возможно, этой осенью.

— Словом, квартиры нам нет, — закончила она.

Мы беседовали довольно долго. Она рассказала мне, что до сих пор терпеливо ждала, понимая, что квартиры на дороге не валяются, но теперь считает, что за такой долгий срок все же можно было бы найти способ удовлетворить их просьбу.

— Я знаю, — продолжала женщина, — что дать квартиру каждому — задача трудная, но ведь нужно же учитывать и то, что мы с мужем вот уже два года живем врозь. Мне кажется, у вас должна быть какая-то очередь на квартиры, — сказала она, а затем вежливо добавила, что после такого долгого ожидания не верит, что мы в состоянии ей помочь.

Я, к сожалению, ничем не мог обнадежить ее, так как к решению квартирных вопросов я не имел никакого отношения.

Жена Балайти, попрощавшись со мной, ушла. А через несколько дней она явилась снова, но на этот раз уже не одна, а с мужем.

— Я нашла для нас квартиру, товарищ капитан! — не без гордости заявила она прямо с порога.

— Вы шутите, — ответил я. — Я знаю все квартиры в гарнизоне, но ни одна из них не освобождается.

— Вы полагаете, что мы должны ждать, когда квартира освободится? Ну уж нет! Хватит, мы свое переждали!

Я с любопытством ждал, что она мне скажет дальше.

— У Винце Дадушека здесь есть квартира. Муж работает в Печи, а жена его вообще нигде не работает. Мы же имеем квартиру неподалеку от Печи. Так почему бы им не переехать в нашу квартиру, а нам — в их? В армии ее муж уже не служит.

— А что, если она не захочет переезжать? — развел я руками.

— Или возьмем сержанта Хегедюша! — не сдавалась женщина. — За неправильное поведение в дни контрреволюционного мятежа его уволили из армии. Детей у него нет, а он до сих пор занимает двухкомнатную квартиру со всеми удобствами. У меня же двое детишек, а я живу от мужа в ста двадцати километрах. Хегедюш работает рядом с домом, в котором живем мы. Разве нам нельзя с ним обменяться квартирами? Или, быть может, его оскорбит такое предложение?! Зато нас можно до бесконечности уговаривать, чтобы мы набрались терпения и ждали, да?!

Женщина так разошлась, что муж начал успокаивать ее, но тщетно. Она была сильно возбуждена, глаза ее заблестели, руки сжались в кулаки. Ее энергия передалась мне, и я сразу же после разговора с супругами Балайти пошел в штаб к офицеру-интенданту, занимавшемуся квартирными вопросами. Я до тех пор спорил с ним и доказывал, пока тот не дал мне обещания уладить это дело в ближайшее время.

Я понимал, что квартирную проблему так просто не разрешишь, но после разговора с женой Балайти постоянно думал о том, каким образом можно сделать так, чтобы жившие врозь офицерские семьи съехались вместе.

Во время одной из встреч со мной жена Балайти сказала:

— Знаете, товарищ капитан, нехорошо это, когда супруги живут врозь. Я не из ревнивых, но иногда пословица: «Сатана не дремлет!» — все же сбывается.

Я невольно задумался над словами женщины. Несколько лет назад мы в подобных случаях твердо говорили: «Знаете, товарищ, пока нужно подождать. Обстановка требует жертв».

Несколько лет назад был у меня офицер-приятель, у которого, казалось, все было в порядке. Все его уважали, считая чуть ли не святым человеком, а он вдруг поссорился с женой и решил разойтись с ней.

Мы бросились разбираться в этом деле, но было поздно, так как семья фактически уже распалась, хотя супруги и продолжали жить под одной крышей.

Офицер этот, оказавшись в таком положении, пытался как-то заглушить свое горе: ушел с головой в работу, в свободное время путешествовал, но ничего не помогало. Вскоре он познакомился с молодой вдовой и постепенно стал встречаться с ней все чаще и чаще.

Каждый раз, возвращаясь со свидания домой, он думал, что ему, пожалуй, не стоит больше встречаться с вдовушкой, так как он любит свою семью. Однако сил на разрыв у него не хватало.

Его вызвали в партбюро, где он сказал буквально следующее: «Товарищи, что хотите делайте со мной, как хотите наказывайте, я это заслужил. Теперь мне все равно, но жить во лжи я больше не могу».

Когда Секереш сказал мне, что Балайти иногда заглядывает на дно стакана, мне сразу же вспомнился случай с офицером-приятелем.

А что, если Балайти не выдержит испытания разлукой? Сначала он увлечется вином, а потом его, как молодого еще человека, и к женщинам потянет, когда жена находится за сто двадцать километров. Пойдет на танцы, познакомится там с кем-нибудь, а кто может дать гарантию, что знакомство это не зайдет и дальше? Да никто!

Вы скажете, что у меня слишком разыгралась фантазия? Нисколько. Во многих семьях разлад именно с этого и начинается.

Возможно, что и жена Балайти почувствовала эту опасность и теперь энергично старалась удержать мужа. Говорят, что женщины могут инстинктивно чувствовать угрозу своему семейному счастью.

Я решил приложить все усилия для того, чтобы супруги Балайти съехались вместе как можно скорее.

Человеку, который не знает нашей армейской жизни, она может показаться однообразной и скучной. Такой человек считает, что каждый наш шаг предусмотрен уставом или же наставлением, а мы сами не столько люди, сколько автоматы, которые действуют от нажатия той или иной кнопки.

Неопытному человеку трудно заметить, какая насыщенная жизнь идет в казармах, да и под одинаковой форменной одеждой бьются молодые и горячие сердца солдат, которым отнюдь не чуждо ничто человеческое.

Так, например, рядовой Бела Варга уже целые две недели как влюблен и готов вырезать на каждом дереве, которое попадется ему на глаза, сердце, пронзенное любовной стрелой, и буквы «Э» и «П». Это значит, что его возлюбленную зовут не то Эржи, не то Эдит, я точно не знаю, но для самого Варги в этих буквах заключено многое.

Шевелла то и дело пишет жене домой страстные письма. Лакнеру вдруг взбрело в голову, что у него идеальный слух, и он решил научиться играть на виолончели. Никто не знает, почему он отдал предпочтение именно этому инструменту, как никому не известно и то, почему он вдруг решил, что у него идеальный слух, — ведь он ужасно фальшивит, когда поет. Но уж если ему так хочется, пусть учится. Калиста и Хетеи занимаются борьбой, а в свободное время гоняют футбольный мяч по полю, хотя ни тот ни другой не годятся в звезды футбола или же спортивного ковра.