Полина Жеребцова - 45-я параллель

– Прелестник! – Нелли шутливо пихнула Захара. – Тебе повезло!

Захар как завороженный смотрел на Николя и приходил в ужас от мысли, что раньше ему нравились женщины. Сейчас мир изменился настолько, что спроси его – кто он, Захар, не раздумывая, ответил бы, что стопроцентный гей.

– Кто научил тебя так двигаться? – спросила Нелли, после того как целый час наблюдала соблазнительные танцы.

– Сам научился, – ответил Николя. – В Пакистане и Афганистане мальчиков из бедных семей часто берут в сексуальное рабство. Юные рабы живут при хозяине и танцуют восточные танцы. Одевшись, как девочки, с накладными волосами и накрашенными губами, мальчики кружатся под пищалки и зурну, виляя бедрами. Это течение называется «Бача бази», и никто не знает, сколько ему веков. Последнюю тысячу лет оно особенно популярно на Востоке.

– Что привлекло тебя в этом? – одновременно удивились Нелли и Захар.

– Я захотел почувствовать себя бача бази, узнать, каково это – танцевать женские танцы, не выбирая судьбу, идя навстречу желаниям господина.

– И что же ты понял? – подняла брови Нелли.

– Что мне это нравится, – рассмеялся Николя.

Назад возвращались поздно. В руках был сверток с едой, а на душе – недобрые предчувствия. Все бездомные знают, что надолго оставлять свой приют нельзя: место может оказаться занятым. Преодолев семь километров, Захар и Николя обнаружили у сараев, стоящих у величественной реки Дон, которую почитали и скифы, и хазары, новую группу, прибывшую невесть откуда.

Трое рослых мужчин в черных куртках прогнали всех от костра, разведенного в яме, и завладели котелком с гречневой кашей – ужином старика Ильи, женщин и девочки. Черпая ложками чужую еду, они деловито переговаривались, и единственный, кто к ним подсел, был Казбек.

Ему они позволили немного поесть.

У пришедших было с собой самопальное оружие – обрез. Им они пригрозили бомжам, если те сунутся к костру погреться.

– У нас тут дела, – заявили мужики.

– По-моему, это уголовники, – сказал Захар Николя.

Парни шли к сараю как можно быстрей, намереваясь проникнуть внутрь и спрятаться среди тряпья.

– Эй, вы! – заорал Казбек. – Явились! Ну-ка, идите сюда!

Пришлось подчиниться.

– Кто вы такие? – спросил рослый незнакомец, ковыряясь в зубах пальцами.

– Недавно прибыли, – отрекомендовал их Казбек. – Не местные. Могут быть полезны, если понадобится принести воды или дров.

– Как звать? – продолжил допрос мужчина, нарезая булку замерзшего хлеба. Февральская погода сделала из хлебной буханки настоящий кирпич, который едва поддавался острому лезвию ножа.

– Насух, – представился Николя, – а это мой двоюродный брат Захар.

– Насух? – загоготали мужики. – Нерусский, значит?

– Почему? – обиженно ответил Николя. – Русский…

– Жратва есть?

Захар и Николя переглянулись и покачали головой.

– А в сумке что? Быстро дать сюда!

Не дожидаясь, пока парни отдадут свою сумку, один из чужаков вскочил и вырвал ее. Припасы, заботливо сложенные Нелли, посыпались на снег: колбаса, булочки и конфеты.

– Со лжи начинаете? Нехорошо! – подыграл бандитам Казбек.

– Это наше! Мы бабке несли и девочке! Здесь тоже люди есть! – сказал Захар.

– Ты, я смотрю, больно дерзкий. – Нарезавший до этого хлеб уголовник прошелся рядом с ребятами. – На первый раз прощаю, а затем отвечать по-другому будешь. Понял?!

Он сунул Захару под нос лезвие ножа.

Николя готов был отдать последнее, лишь бы их не трогали.

– Шапку и дубленку сюда! – раздалась команда.

Николя начал снимать одежду.

– Нет! – Захар загородил его собой. – Не позволю!

Но его тотчас скрутили, несколько раз ударили под дых и отобрали не только дубленку, но и вязаную шапку, над которой в свое время трудилась бабушка Ула.

– Бартер! – сказал уголовник с ножом и, надев на себя дубленку, бросил свою черную демисезонную куртку к ногам Николя.

Парни пошли в сарай.

– Завтра на свалке найдешь себе новую шапку, – то ли утешил, то ли съехидничал им вслед Казбек.

Опустившись на шифоньерные доски, Николя заплакал.

– Когда ты слаб и беспомощен перед проходимцами, это страшней всего, – сказал он Захару.

– Нам нужно продержаться до весны, – отозвался Захар. Он уже давно носил одни и те же джинсы и рваную куртку. Спасали три свитера, надетые один на другой.

Старуха замычала в углу, но еды не было, все отобрали. Пришлось извиниться, сославшись на уголовников.

Сквозь щели сарая было видно, как девочка с мамой подошли и разговаривают с мужчинами, но те не предложили им еды, разрешив только постоять у огня.

Крутых перемен новым утром прибавилось. По словам деда Ильи, уголовники бежали из ростовской тюрьмы и решили пересидеть здесь, пока не потеплеет.

Силой, которой не было равнозначного ответа, беглые воры и убийцы признали только Казбека, все остальные автоматически считались низшей кастой.

Проверив соседние амбары, сараи и дачи, уголовники выбрали себе самый пригодный дом и забрали у Николя и Захара все инструменты, покрывала и матрасы, чтобы сделать себе постель. Клеенку с крыши тоже стянули под хихиканье и улюлюканье Казбека.

– Так вам! Будете знать, кто здесь главный! – потирал он руки, прислуживая новоприбывшим.

Работать отныне приходилось больше, а есть меньше. Поселившиеся рядом уголовники напивались и били всех, кто попадал им под горячую руку. Несколько раз ребятам с трудом удалось оттащить от них старика Илью, которому попало за отказ делиться табаком.

Женщины и девочка, не выпускающая из рук куклу-принцессу в платье из носового платка, ушли жить к поселенцам. Суровый Медведь сжалился и приютил их у себя.

Николя и Захар не могли бросить безумную старуху. Пряча сухари по карманам и рукавам, они научились между приказами уголовников кормить ее и таким образом спасли от неминуемой гибели.

Иногда ребята выводили бывшую учительницу посидеть у костра. Поскольку теперь все заботы о готовке лежали исключительно на них, им позволялось крутиться у огня.

Старуху уголовники хотели убить, но ребята отстояли ее жизнь игрой в карты. Захар сыграл с одним из беглецов в «дурака» и выиграл.

– Ладно, – процедил уголовник. – Убивать пока не будем. Но пусть сидит в своем углу как мышь и не высовывается.

В конце февраля Илья захворал, у него пошла горлом кровь. Он все больше лежал, и, хотя никто не произносил этого вслух, парни ждали, когда старик простится с миром. Ему приносили чай в алюминиевой кружке, и Илья грел об него ладони и прижимал к груди, словно грелку.

– Боюсь, не дожить мне до марта, – бормотал он. – Небо такое роскошное, бирюзовое, смотришь в него и чувствуешь, как душа тянется к господнему престолу. Помню, будучи ребенком, я лежал в одуванчиках, смотрел на облака. Тогда все казалось мне таким возможным, преодолимым, а сейчас я не уверен, что протяну еще пару дней.