Полина Жеребцова - 45-я параллель

– Ну да, наверное, из простыни все-таки не стоит…

– Пойдем, – сказала я. – У меня есть идея.

– Какая еще идея?

– Сделать вареники. Есть мука. Нужно купить картошку. Это экономная еда, и хватит на пару раз.

– Конечно, – согласился Николя, набрасывая на себя куртку в заплатках.

Мы отправились на Верхний рынок. Там можно торговаться с продавцами, приехавшими из Азербайджана и Армении.

Блуждая вдоль рядов, я купила зелень для украшения блюда и выторговала банку сметаны за пятьдесят процентов от первоначальной стоимости.

– Не зря ты все детство провела на рынке в Грозном! – восхищался Николя. – Мне так никогда не суметь!

На Верхнем рынке помимо продуктов торговали одеждой, поэтому мелкие деньги, отложенные на черный день, я решила потратить на подарок Николя. Проходя мимо палатки с брюками и джинсами, я услышала, как продавщица, похожая на купчиху, выкрикивает басом:

– Покупай-налетай! Самый лучший товар!

Я заглянула в дверь палатки.

– Девушка, у меня все для мужчин, – сообщила продавщица.

– А я для брата выбираю.

– Тогда ко мне! Милости просим!

Николя с пакетом картошки потерялся в другом ряду.

– Покажите вот эти. – Я выбрала джинсы синего цвета.

– Где брат-то? – пробасила продавщица.

– Сейчас подойдет!

Николя, поняв, что потерял меня, возвращался обратно, оглядываясь по сторонам и не замечая, как я за ним наблюдаю из-за развешенных в рекламных целях вещей.

– Иди сюда! – крикнула я.

Он подошел и несколько удивленно посмотрел на меня.

– Что это?

– Выбираю тебе джинсы, – ответила я.

– Нет, я не могу… – начал было Николя, но я ловко втащила его внутрь ларька и подтолкнула к примерочной «кабинке», которую заменила висящая на веревке картонка.

– Иди посмотри, подходят тебе джинсы или нет.

Николя смирился.

– Еще дайте рубашку, чтобы она подходила по размеру. У вас глаз наметан, – шепнула я продавщице.

Она протянула мне на выбор две рубашки – цвета бордо и как персик. Я взяла последнюю, быстро отдав продавщице деньги, а рубашку спрятала под курткой.

Джинсы оказались впору.

– Но я не могу заплатить за них, – развел руками Николя. – Чтобы ты платила – нельзя, это неправильно!

– Еще как правильно! – заявила я. – Стыдно ходить в прохудившихся штанах.

– Тем более сестра покупает, – встряла продавщица.

Николя поднял брови, выразительно глянул на меня, но я увидела, что он внутренне согласился принять подарок.

Продавщица быстро упаковала джинсы в пакет.

Мы вышли с рынка в приподнятом настроении. Так всегда бывает, когда даришь кому-то радость. Николя был смущен и находился в некотором ступоре.

Чтобы отвлечь его, я сказала:

– Ты представляешь, священник, не спрашивая, какой человек веры, поливал всех святой водой без предупреждения. Он выскочил, словно черт из табакерки, и окатил меня и других девчонок. Попал прямо в лицо.

– Как это? – не понял Николя.

– В университете! Когда я сдавала экзамены. Священнику я сразу сделала замечание: во-первых, не все студенты – православные христиане, а во-вторых, обливаться водой холодно. Сейчас не лето!

– Что ответил батюшка?

– Наморщил нос и пробормотал, что мы воды боимся, после чего весело побежал в другую сторону, заметив новые жертвы. Руководство университета никак на это не отреагировало, не желая ссориться с духовенством.

– Вот поэтому я отрицаю все формы религии. Надо верить сердцем.

– Ты помирился с Захаром?

– Да. Мы вместе. И сейчас я очень-очень счастлив. Я верну деньги. Обещаю.

– Не нужно. Это подарок! Рубашка к джинсам. – Я вручила ему пакет у остановки, где наши пути разбегались в разные стороны.

– Спасибо!

Николя прижал меня к себе и не отпускал пару минут, совсем забыв, что я мусульманка.

Вечером раздался звонок.

– Я приглашаю тебя на семейный ужин, – сказал Эдуард.

Мое первое правило гласит – никому не верь. Поэтому на следующий день я набрала оставленный им телефонный номер и успокоилась, когда к трубке подошла женщина и старческим голосом сообщила, что меня ждут.

У меня имелось представление о том, что такое семейный ужин. Из романов Толстого и Достоевского… Мне виделся обеденный стол, за которым восседает глава семьи, а рядом с ним сидят приветливые домочадцы. Повариха стряпает на кухне обед, прислуга подает блюда на серебряных подносах. Книги о русском дворянстве, прочитанные мной в суровые годы войны, предлагали такие сюжеты. Мы то, что мы знаем. Чем больше мы получили опыта в прошлом, тем легче нам идти дальше. В этом есть долька печали, отвар безысходности и щепотка грусти, но мы жадно глотаем горькое питье, чтобы оправдать свое существование.

Мне совершенно не нравился Эдуард. Дело было даже не во внешности, довольно приятной по общепринятым меркам, а в энергетике – чужой, отталкивающей и неприятной. Но, взяв себя в руки, я решила, что эксперимент не помешает. Почему бы не побывать на семейном ужине?

Около семи вечера я оказалась в нижней части улицы Ленина перед домом в пять этажей из красного кирпича. Первое, что меня поразило, – дверь квартиры. Она была обита красным дерматином, разорванным и расцарапанным. Из-под обивки вываливался грязно-желтый поролон. Когда дверь открыли, стало ясно: последние тридцать лет хозяева не задумывались о ремонте.

Поскольку у нас даже в войну жители белили стены и потолок, треснувшие от попаданий снарядов, по два раза в год, я привыкла к чистоте и порядку.

Сейчас меня поразило отсутствие элементарной заботы о доме. То ли это был местный уклад жизни, где порядок не возводили в культ, то ли мне тотально не везло.

– Здравствуйте! Меня зовут Олимпиада, – представилась пожилая дама в зеленом ситцевом халате. Ее седые волосы были аккуратно уложены на затылке.

– Добрый вечер! – сказала я.

Я приняла женщину за мать Эдуарда, но это оказалась его бабушка.

– Пошла прочь, бабка! – прикрикнул на нее внук. – Не смей появляться на глаза.

Олимпиада испуганно попятилась и исчезла.

– Зачем ты так говоришь с бабушкой?

Сомнений в том, куда я попала, у меня не осталось.

В детстве я читала не только романы о русском дворянстве, были мной прочитаны и «Парижские тайны» и «Отверженные».

– Своего отца-алкаша я стыжусь, – разоткровенничался Эдуард. – Я не здороваюсь с ним вот уже несколько лет, хотя он живет в этой квартире. Иногда мы встречаемся в местах общего пользования. Тогда я бросаю в него мыльницу, полотенца и зубные щетки. Когда уже родные скопытятся? Жду не дождусь! Мне бы перешла двухкомнатная квартира.

– У тебя есть мама? – спросила я.

Мы стояли друг напротив друга в обшарпанном коридоре, и я порадовалась, что сумела придержать себя и не закончила вопрос словами: «Ведь тебя родила не собака?»