Евфимия - Тайны монастырей. Жизнь в древних женских обителях

Аналогичным был возрастной состав монахинь и в Шенкурском Свято-Троицком монастыре, где, по данным на 1901 год, возраст монахинь составлял от 49 до 80 лет. Монахини Арсениево-Комельского монастыря имели возраст от 53 до 64 лет. В Ущельском монастыре, по данным на 1909 год, из двенадцати монахинь не было ни одной моложе сорока лет. При этом наибольшее количество монахинь (пять человек) составляли лица старше шестидесяти лет.

Среди насельниц могли встречаться и долгожительницы. Так, в 1866 году в Успенском Горнем монастыре проживала 90-летняя послушница Татьяна Михайлова, из вологодских мещан, бывшая послушницей на протяжении более чем полувека – пятьдесят один год. В 1961 году в Архангельске в возрасте 96 лет умерла бывшая монахиня Сурского монастыря Савватия (Васильева), на сорок лет пережившая свой монастырь. Могила ее сохранилась и находится справа от Свято-Ильинского кафедрального собора.

Но «рекорд» монастырского долгожительства принадлежал монахине Холмогорского монастыря матери Никандре, в миру Фекле Федосеевне Левиной, вдове капитана 2-го ранга. Фекла Левина стала послушницей в 1858 году, а в 1875 году, в возрасте 98 лет, была пострижена в мантию. В послужном списке за 1979 год ей дается следующая характеристика: «Поведения и жизни хорошей, к молитве усердна, к послушанию неспособна по старости лет». Монахиня Никандра скончалась в 1880 году в возрасте 102 лет. Безусловно, случаи подобного долголетия монахинь были крайне редки, и большинство монахинь доживало максимум до 70–80 лет.

Разумеется, старушки-монахини далеко не всегда могли выполнять послушания. По данным на 1890 год, в Холмогорском Успенском монастыре 11 из 52 монахинь в возрасте от 53 до 82 лет по старости и болезни были освобождены от несения послушаний. Аналогичным образом обстояло дело и в Шенкурском Свято-Троицком монастыре. Так, по данным на 1906 год, в данном монастыре 19 из 43 монахинь (в возрасте от 51 года до 77 лет) были освобождены от послушаний в связи со старостью или болезнью. В Ущельском монастыре, по данным на 1912 год, восемь из двенадцати монахинь были нетрудоспособными.

Подготовка к пострижению послушниц в монахини состояла из нескольких этапов. Прежде всего игуменья определяла, кто был достоин пострижения. Это находило отражение в характеристиках и послужных списках. Так, в 1908 году игуменья Ущельского монастыря Магдалина характеризовала послушниц Екатерину Орехову, Веру Смолину и Хионию Суховскую как «послушных, к послушаниям способных, достойных монашеского звания». 20 октября того же года Екатерина Орехова была пострижена в мантию с именем Маргариты, а вскоре, 23 февраля 1909 года, Веру Смолину постригли в мантию с именем Рафаилы, а Хионию Суховскую – с именем Геронтии. Формулировка «достойна монашеского звания» в послужном списке свидетельствовала о приближении времени монашеского пострига послушницы.

После определения лиц, достойных монашеского пострига, игуменья отправляла их списки в духовную консисторию, а сами послушницы писали прошение на имя епархиального архиерея, в котором давали обещание достойно проводить монашескую жизнь.

Форма этого прошения в Холмогорском Успенском монастыре была следующей: «… даем сию подписку настоятельнице, игумении… с сестрами в том, что поступить в монашество мы имеем усердное желание и что обеты монашеской жизни хранить и исполнять обещаемся свято, в чем и подписуемся ». После этого в консистории происходило рассмотрение прошений и «личных дел» послушниц. При этом учитывался их возраст – в те времена запрещалось постригать женщин моложе сорока лет, – а также длительность послушнического искуса, который должен был составлять не менее трех лет.

Время нахождения в монастыре той или иной послушницы необходимо было подтвердить документально, в противном случае постриг откладывался до предъявления необходимых документов. Так, с 8 марта по 7 июня 1875 года длилась переписка между настоятельницей Холмогорского монастыря и консисторией о разрешении постричь в мантию двух престарелых послушниц – Феклу Левину и Матрону Варфоломееву, – в связи с тем, что отсутствовали документы, подтверждающие их пребывание в монастыре до 1875 года. Аналогичный случай в том же году произошел и в Шенкурском монастыре. У купеческой дочери, послушницы Екатерины Недошивиной, готовившейся к пострижению в монашество, не оказалось увольнительного свидетельства. Это значило, что обязательный трехгодичный срок ее пребывания в обители не был подтвержден документально. В результате постриг послушницы был отложен до предъявления ею необходимого документа.

В случае, если до ухода в монастырь послушница была замужем, она должна была представить документы, подтверждавшие, что в данное время она не состоит в браке. Вот история, связанная как раз с такой ситуацией. В 1875 году игуменья Шенкурского монастыря Феофания (Сидорова) ходатайствовала перед консисторией о разрешении постричь послушницу Марфу Киселеву. Однако выяснилось, что муж М. Киселевой, Евфимий, жив и не состоит с ней в разводе. Проживал он в Троице-Стефано-Ульяновском мужском монастыре Усть-Сысольского уезда Вологодской губернии, где был послушником.

Предвижу, что читатель уже предположил, что это либо Евфимий сбежал в монастырь от сварливой жены, либо Марфа укрылась за монастырскими стенами от драчливого мужа, но поспешу разочаровать – на самом деле ничего подобного не было и в помине. Просто в свое время супруги Киселевы решили «добровольно разойтись по монастырям». С чем это было связано – неизвестно. Можно только предполагать, что Евфимий и Марфа ушли в монастыри после смерти детей, когда осознали, что впереди их не ждет ничего, кроме одинокой и бесприютной старости…

После запроса о судьбе Евфимия Киселева, сделанного консисторией в Троицко-Стефановский монастырь, был получен ответ от тамошнего настоятеля, архимандрита Матфея, извещавшего, что 15 июня 1875 года послушник Евфимий был пострижен в монахи с именем Елеазара. Только после этого было разрешено совершить монашеский постриг над М. Киселевой. 14 декабря 1875 года благочинный настоятель Сийского монастыря архимандрит Савватий постриг Марфу Киселеву в мантию с именем Магдалины. Это свидетельствует о том, насколько серьезным – как с документальной, так и с духовно-нравственной точки зрения, – было в те времена отношение к монашескому постригу.

Постриг в мантию (малую схиму) происходил по особому чину, который можно найти в Требнике. Надо сказать, что этот чин из-за своей драматичности попал в поле зрения нескольких поэтов. Вот как он описан, например, в поэме А. Апухтина «Год в монастыре» (хотя поэт ошибочно назвал его рясофорным постриженьем):