Люси Китинг - Не проспи любовь

И вот я уже в лифте, мысленно готовлюсь к поездке на первый этаж, во время которой у меня точно будет колотиться сердце. Двери начинают закрываться, и вдруг между ними появляется рука. Макс заходит в лифт, и я тут же отвожу взгляд. Но вся беда в том, что стены, пол и потолок у лифта зеркальные, и потому, когда двери закрываются, тысячи моих отражений в итоге все равно смотрят на Макса.

– Все в порядке? – спрашивает Макс. – Я знаю, как ты боишься замкнутых пространств…

Я молчу.

– Элис… – начинает он.

Но я его перебиваю:

– Не надо.

– Но ты ведь даже не знаешь, что я хотел сказать. – Макс вздыхает. – Я хотел сказать, что мне тоже тяжело.

– Не хочу это слышать, – отвечаю я. – Мне жаль, что тебе тяжело. А каково мне, ты вообще подумал? Видеть тебя с ней?

– Знаю… – говорит Макс.

– А ей каково, кстати? – Я начинаю терять терпение – а ведь именно этого-то и обещала себе не делать. – Она замечательная. Она мне очень нравится. Но что бы она сделала, если бы узнала, что всякий раз, когда ты идешь спать, ты на самом деле просто меняешь одну девушку на другую?

– Знаю, – повторяет он. В его голосе слышится раскаяние, но это только сильнее меня злит.

– Ты нарочно? – мягко спрашиваю я. – Я про сны. Ты нарочно ведешь себя в них как ни в чем не бывало, а днем, в реальности, на тебя и взглянуть нельзя?

– Ничего не могу с собой поделать, – тихо говорит Макс. Он встречается взглядом с моим – не с отражением, а на самом деле, – слегка наклоняет голову и смотрит на меня сверху вниз. – Я знаю, как правильно, знаю, к чему мне надо стремиться, но во сне не могу себя контролировать. Поэтому и веду себя так. И ты все это знаешь не хуже меня. То, что происходит в наших снах, – не наш выбор.

Я отвожу взгляд и смотрю в угол лифта. Да, он прав, но хорошего в этом мало. Воцаряется тишина, и наконец Макс произносит:

– Ты сегодня как-то иначе выглядишь. – При этом он смотрит не на меня, а на кнопки лифта. – Ты сделала что-то с глазами. Очень красиво.

Мы доехали до первого этажа, и двери лифта раскрылись. Мое лицо горит от злости.

– То, что мы не можем контролировать свои действия во сне, не значит, что происходящее во сне не имеет значения, – холодно говорю я, выходя из лифта. – Особенно для меня.

– Я знаю, – в последний раз говорит Макс, и двери вновь закрываются.

Погода стоит чудесная. Я на блошином рынке, примеряю ярко-синее пончо из шерсти альпаки и смотрюсь в потрескавшееся старинное зеркало.

– Тебе очень идет, – говорит продавщица, я поворачиваюсь и узнаю в ней Кейт Мосс.

– А вы бы стали его носить? – спрашиваю я.

– Дорогая, ну разумеется, – воркует она с соблазнительным британским акцентом.

Я неуверенно подергиваю желтую бахрому.

– Интересно, что думает Макс. Вы не знаете, куда он пошел?

– Кажется, я видела, как он шел к книжному отделу, – отвечает она, поправляя винтажные кружевные платья.

Отхожу, не снимая пончо. Впереди между яркими разноцветными навесами замечаю Макса – он идет прочь от меня. Я зову его, но он не оборачивается. Сегодня народу очень много, и я уворачиваюсь от продавцов, которые со всех сторон предлагают мне то одно, то другое. В итоге я теряю Макса из виду.

Подхожу к продавцам книг, но Макса там нет. Зато есть декан Хаммер.

– А вы не видели Макса? – спрашиваю я.

– Он сказал, что хочет купить мороженого, – отвечает декан. – Как тебе? – спрашивает он и поворачивается лицом ко мне. На нем красные солнечные очки со стеклами в форме сердечек.

– Отлично! – восклицаю я и даже не иду, а бегу дальше. Чувствую, как внутри поднимается волна паники. Я ищу Макса у палаток с едой. Пахнет свежими блинчиками с «Нутеллой». С трудом протискиваюсь сквозь завесу из разноцветных платков и оказываюсь на другой стороне. Куда я ни приду – везде Макс был буквально секунду назад.

– Он только что ушел, – говорит мне бабушка Нэн в палатке ювелирных украшений. Она стоит за прилавком, на ней розовый костюм от Шанель, и она примеряет бриллиантовую брошь с гигантскими павлиньими перьями. Джерри сидит рядом с ней, на нем бархатный галстук.

– Куда он пошел? – с мольбой спрашиваю я.

– Он был очень грустный, – говорит Нэн. – Вы что, поссорились?

– Бабуля, скажи мне, – я кладу руку на ее маленькое, хрупкое плечо. – Куда пошел Макс?

– Кажется, он сказал, что хочет немного поплавать, – бабушка улыбается, думая о чем-то своем.

Убегаю с рынка и несусь по Вандербилт-авеню до причала. Он ждет тебя, как всегда, говорю я себе. Но когда, запыхавшись, я добегаю до самого края причала, то вижу, что Макса нет и тут. Кругом только вода. Позади меня теперь тоже вода, серая и неприветливая. Нет пути ни назад, ни вперед, и, что хуже всего, нет никого, кто сказал бы мне, что все будет хорошо.

Я совершенно одна.

Нельзя сказать, что мне не снятся кошмары. Они мне снились и раньше – ведь именно поэтому я и попала в ЦИС. Но я почему-то до сих пор не могу вспомнить ни одного из них. Как будто в ЦИСе меня не только волшебным образом спасли, подарив новую жизнь, но и стерли из памяти все плохое. Но так было раньше.

Целый день после сна о блошином рынке я чувствую себя не в своей тарелке, будто заболеваю. Будто каждый день кто-то подливал мне в кофе эликсир радости, а сегодня вдруг перестал. И ничего не помогает. Ни три чашки кофе, которые я сегодня успела выпить, ни утренняя велопрогулка под голубым небом. Ни даже отметка «отлично» за домашнюю работу по литературе, ни даже то, что на занятиях клуба «Террариум» я выполнила задание без посторонней помощи. Мне не то чтобы безумно грустно – но что-то явно не так. И от этого только сильнее хочется попасть сегодня в ЦИС и приступить к действиям.

– Наверху, – говорит Лилиан, показывая на потолок, когда я влетаю в двери ЦИСа. Когда я после занятий дошла до Франка с новым террариумом в руках, я поняла, что мне некуда его пристроить, – пришлось осторожно положить террариум в корзину, везти велосипед, а самой идти пешком все три километра от «Беннетта» до ЦИСа.

– Спасибо, – благодарю я. – Кстати, это вам, – я ставлю крошечную экосистему ей на стол и, не оглядываясь, бегу вверх по лестнице, где Петерман терпеливо ждет меня в кабинете, а рядом с ним сидит Макс, и от волнения его нога нервно трясется.

– Простите за опоздание! Была сложная ситуация с террариумом, лучше не спрашивайте, – объявляю я, глядя на доктора Петермана. На Макса я после того разговора в лифте смотреть боюсь. Я уже не в ярости, но все еще злюсь. И даже несмотря на то что Макс убежал от меня во сне, а не наяву, мне все равно обидно, и я ничего не могу с этим поделать.