Надежда Нелидова - Мутное дело [сборник]

Сейчас принят закон об ответственности за разжигание вражды. В таком случае, — убеждён политически подкованный Паша, — первые провокаторы и кандидаты на скамью подсудимых за разжигание социальной розни — наша тусовка .

Вот на экране поп-певица примеряет туфли. Для туфель специальная комната, величиной с футбольное поле. Что она спела, никто не помнит.

«Звёзды отечественной эстрады шокируют Майами расточительностью…» «Светская львица принимает ванну из шампанского…» «Дочка российского олигарха примеряет колье за миллион евро…»

Кому-то явно выгодно пользоваться непроходимой тупостью тусовки . Играть с огнём, дразнить лязгающую зубами толпу. Давненько революций не бывало, соскучились? — Паша страстно сжимает в руке стеклянную банку с молоком — того гляди, раздавит. Его большая лохматая тень, в свете закопчённой голой электрической лампочки, летучей мышью грозно колеблется на дощатой стене.

— Тусовка , чуя опасность, плотней сплачивает свои ряды. Заключает между собой перемирие, отодвигает распри, междоусобицы и обиды. Это мир пауков в банке.

Паша бешено щёлкает клавишами, листает виртуальный дневник на годы назад.

— Помните, одной певице собирали деньги на лечение от рака? Я тогда ещё новичок в этом деле был, но отметился:

— «50 миллионов рублей за сутки на лечение всенародно любимой артистки! Так и видишь бомжа, трясущейся с похмелья рукой протягивающего мятую десятку. Старушку, которая, смахнув слезу с морщинистой щеки, перечисляет сто рублей с пенсии. Мать-одиночку, отнимающую бутылочку с молоком у грудника: для любимой звезды из „Поющих трусов“…»

— «Ага, так и поверили! — брошенную провокатором Пашей кость немедленно подхватили и вгрызлись подписчики. — Небось, выпотрошили Фонд для больных детишек! Подстава чистой воды».

— «Не та боль, что кричит, а та, что молчит, — горевала следующая гостья. — Молчат умирающие дети в заштатных больничках. Вы там бывали? Там аппарат для измерения давления перемотан пластырем. А штукатурка с потолка падает на головы персонала и больных. Молчание ягнят».

Гость №: «Да кто она такая, эта певичка, что о ней в федеральных новостях сообщают?! Она уже сделала своё чёрное дело: никаким Фондам отныне больше не верю! Ни копейки не перечислю! А её кости будут вентилятором крутиться в могиле!»

— «Типун вам на язык. Не захлебнитесь в бешеной слюне чёрной зависти. За вашу никчёмную жизнёнку точно копейки никто не даст».

— «Поддержка и молитвы простых россиян сделали своё дело. Американские доктора дают любимице публики большие шансы на выздоровление. Чудо свершится!»

— «Ещё бы не чудо. Нищеброды собирают с мира по нитке долларовым миллиардерам».

Koshechka: «Люди, побойтесь Бога! Где ваши доброта и сострадание, любовь и милосердие?».

— «А где ваши любовь и милосердие, когда умирают малыши? Пускай продаёт свои виллы на Майами и лечится!»

— «Не ваше собачье дело — её дом и её деньги! Засуньте… себе в грязную задницу!».

— «Да у нас из наших задниц благоухает ароматнее, чем из ваших ртов».

— «Быдло!»

— «От быдла слышу! Чернь!».

— Ну, дальше голимый мат, — Паша закрывает дневник.

— Паш, и ты возился в этой клоаке?

— Так, поработал на разогреве. Там без меня было жарко.

Будь здесь Нина Антоновна, в отчаянии заломила бы руки:

— Ужас, ужас! Куда мы катимся?! Даже в самые глухие, дикие, варварские времена люди не кощунствовали над таинством Смерти. Не делали на ней деньги…

Легка на помине: окликает меня снизу, стоят с Алёной. Паша выходит меня проводить.

Тишина стоит неправдоподобная. На десятки километров вокруг ни души. Воздух — вдыхаешь всей грудью. Жалеешь, что лёгкие у людей не как горбы у верблюда. Эх, не получится набрать в них чистоключевского кислорода впрок на месяцы вперёд.

Из открытой форточки избы, мимо которой проходим, вырывается облачко пара. Муж Нины Антоновны натопил печь: любит сидеть в тепле. Сквозь не замороженное окно уютно светится голубое пятнышко. Слышно, как переключает каналы:

— Дура, недоженщина!

— Я эту гадину в свою передачу больше не позову!

— Гопники!

— Педерасты!

Топанье, улюлюканье, свист, рёв…

— Фильм из жизни бузящей колонии? — Я кошу под дурочку. Делаю вид, что не понимаю. — Ваш муж любит смотреть про зону?

— Это телевизор. То ли политическая, то ли семейная передача. Непотребство какое. Дождётся он у меня, выброшу ящик, — грозится Нина Аноновна.

Алёна всплёскивает и страстно стискивает руки:

— Ах, как это всё мелко, не великодушно, недостойно! А ведь кто-то нас стравливает! Стоит в сторонке, ручки на груди скрестил и злорадствует. Сколько агрессии, злобы, нетерпимости… Дети рядом вертятся, слышат всё это.

Она рассказывает: летом приезжал шестилетний внук, гуляли в лесу. Тропинку грациозно переползала большая гусеница-шелкопряд.

— Красоты неописуемой! Цвет чернобурки, игольчато-пушистая, как ёжик. На кончике каждой шерстинки-иголочки — золотиночки горят-переливаются огоньками!

И что вы думаете?! Внук, ни слова ни говоря, подскакивает и со всей силы ну топтать Живую эту Красоту, Божью Тварь. Прыгал и давил, давил, давил исступленно до тех пор, пока влажное пятнышко на песке осталось.

Я ему говорю: мол, у этой гусеницы детки, внучата были, вот как ты у меня. Она к ним ползла. За что ты её? А внук всхлипывает, дышит тяжело, меня не слышит. Глаза стеклянные, мёртвые… Предупреждала я: не надо проводить электричество. Зло от него к нам в Чистые Ключи проползло, просочилось!

Наконец, подморозило. Небо из дневного, белёсого и низкого, сразу стало чёрным и бездонным, его усыпали миллиарды звёзд.

Если звёзды и Галактики обладают разумом — как должно быть, смешны и жалки им кажемся мы, с миллиардами напечатанных человеческих бумажек…

В детстве, маленькими девочками, играли в «магазин». Как взрослые, важно «расплачивались» грязными, захватанными детскими ручонками бумажными клочками, с детскими каракулями.

Взрослые — те же дети. Тоже играют в бумажки, тоже малюют на них разное… Только игры у них их жестокие, и бумажки пахнут кровью.

Заколдован невидимкой, придавлен многодневными сырыми, тяжёлыми снегопадами, спит лес.

В хорошо протопленной избе улыбается во сне Алёна. Ей снится, когда в Чистых Ключах будет многолюдно и весело все четыре времени года, а не только летом.

Неспокойно ворочается во сне Нина Антоновна со своими пищевыми фобиями. Лежит разметавшаяся, под жарким пуховым одеялом, освещённая неземным голубым светом. Муж втихаря, чувствуя себя преступником, смотрит запрещённое телевизионное «непотребство».

А Пашу ждёт самая горячая пора. Ошпариться, с головой окунуться в бурлящий многоголосый виртуальный мир. Скрываясь под десятками ников, размножаясь десятками клонов — наскакивать, держать оборону, весело и зло троллить, огрызаться, дразнить, подначивать, заражать, втягивать в упоительное безумие перепалки…