Надежда Нелидова - Большая стирка [сборник]

— Ну да, — подхватила я. — Где милые нашему взору покосившиеся заборы, бурьяны, заплатки?.. А ещё у нас, забыла, весной ступить некуда? — напомнила я. — Чего только не вытаивает: окурки, бутылки, пластик, презервативы, какашки…

— О да! — мечтательно, счастливо подхватила она, — бумажки, какашки… И дворник тётя Валя бельевыми щипцами выковыривает мусор… Если б ты знала, как мне этого не хватает.

— Ты издеваешься?! — усомнилась я. — А миргородская лужа возле твоего дома, забыла? Ливнёвка вечно замусорена, забита — коммунальщики не чистят. Целый океан плещется, пройти невозможно. Помнишь, ты с ЖЭКом за ту лужу воевала?

— Ага! — восторженно, влюблённо подхватывает она. — А утром та лужа промерзала до дна… Идёшь — ледок под каблучками на весь двор звонко, степклянно: хрусть-хрусть. И эхо от шагов отдаётся в сонных многоэтажках. А невидимая синичка: «Пинь-пинь!»

Голос дрожит, в трубке всхлипы и сморкание. Телефон отключается. Ну, хоть кто-то ностальгирует по нашему ЖКХ!

Ну вот, остались позади, пронеслись, отшумели новогодние праздники. Отбабахали петардами и пробками от шампанского, отзвенели бокалами, отшуршали хвоёй и гирляндами, откричали тостами и застольными песнями, отстучали ножами, отзвенели вилками с холодцом и пельменями.

Все домашние события в эти дни разворачивались под непрерывный бубнёж включённого телевизора. Новый год уже и не Новый год без телевизионного фона: его то прибавляют, то приглушают, в зависимости от обстоятельств.

А то с криком: «На пятом „Соломенная шляпка“ идёт! Обожаю „Соломенную шляпку“!» — переключают канал под протестующие вопли молодого поколения: «Фу, сколько можно смотреть такой отстой?!»

Это для них отстой, а в нас десятки воспоминаний детства взметнутся, всколыхнутся… Дайте мне, наконец, поностальгировать и окунуться в детство и юность: разве не для этого существует Новый Год?

Новый Год уже и не представить без Иронии судьбы, Служебного романа, Кавказской пленницы, Ивана Васильевича, Джентльменов, очкастого недотёпы Шурика, Труса, Балебеса и Бывалого. И, увы, с некоторых пор — без ремейков этих фильмов.

Любимые оригиналы, сто раз виденные, я смотрю одним глазком, пока хлопочу на кухне. Ничего не попишешь: традиция, ритуал — не нами заведено.

Ремейки выключаю сразу и категорически. Я консерватор и признаю только то, что видела в первом варианте. Без разговоров! Да, не смотрела, не видела, но решительно осуждаю! У меня заранее враждебное, предвзятое к ним отношение, предубеждение к режиссёрской, операторской и актёрской работе. Я знаю, что буду не столько смотреть фильм, сколько под лупой выискивать недостатки, высмеивать, фукать, гримасничать, придираться — зачем меня провоцировать на придирки?

Один знакомый защитник ремейков сказал, что моё поведение напоминает поведение только вылупившихся гусят. Первый, кого они увидели — тот их мамка, за ним они доверчиво спешат. Человека увидят — за человеком. Собаку — за собакой. Кошку — за кошкой побегут, переваливаясь и косолапо загребая лапками.

Дескать, нельзя цепляться за прошлое и зациклиться на однажды увиденном. Существует такое понятие, как «новое прочтение классики». Нужно экспериментировать, интерпретировать, оценивать, сравнивать.

Но зачем переделывать милое, старое, привычное, уютно вросшее в нашу жизнь? Взяли бы да сообразили что-нибудь своё собственное, новое. Правда, из нового почему-то получаются сплошь ёлки-моталки, розы-мимозы и любовь-морковь.

Даже Википедия о ремейках отзывается брезгливо:

«Если переработка отходов предполагает трансформацию ненужного во что-то полезное, то здесь наблюдается обратный процесс».

И прямо называет данный процесс паразитированием.

Раньше как было? Выход нового фильма был — СОБЫТИЕ, из ряда вон. Его ждали годами, его предвкушали, как маленькие дети — подарок на Новый Год. Жадно ловили скудно просачивающиеся из прессы слухи, передавали друг другу: съёмки проходят на Камчатке, в Прибалтике или в Крыму… Снимаются любимые актёры…

И вот налепляют гигантскую афишу. У заднего входа в кинотеатр, по крутой узенькой железной лесенке, как муравьи, карабкаются рабочие, тащат много круглых металлических коробок с катушками плёнок. Ура, двухсерийный, цветной, широкоэкранный! А у касс копошатся спекулянты, змеятся очереди, парочки стреляют лишние билетики.

Нынче по-другому. Задолго до выхода фильма-новинки он бесцеремонно врывается, врезается трейлерами, бьёт по нервам и заранее вызывает неприязнь и отторжение. А народ скучающе жмёт кнопки пульта, позёвывает. Народ перекормлен зрелищами, как пирожными. «А, снова эти… Как ни гримируй, всюду проглядывают мачистые мальчики и гламурные девочки».

Особенно это бросается в глаза в эрзац-фильмах о войне. А молодёжи нравится, думают: эти стрелялки, игровые бравые пиф-паф — это и есть война.

Героини на передовой: татуированные бровки, полированные лобики. Блестящие от крема лица неподвижны, как маски, чтобы избежать нежелательных мимических морщин. Голоски безучастные: точно новостной диктор читает по бегущей строке. Вообще, будто не с поля боя вернулись, а только что из спа-салона, из шоколадного обёртывания или из фитнес-клуба.

А фронтовые-то девчата случались и некрасивые, скуластенькие, редкозубые да безбровые. Волосы старались стричь короче: чтобы вшей легче было выводить. Частенько шмыгали простуженными курносыми носами. И всё равно это были самые милые, простые, нашенские девчата — смотрите фронтовые фото.

Ну, а уж у лётчиц часто была обветренная, обмороженная в лохмотья кожа в чёрных струпьях, хотя они и толсто перед вылетом мазались гусиным жиром… Какие там фарфоровые личики.

Современный кинематограф до боли напоминает советскую обувную фабрику. Главная цель: успеть скорей-скорей освоить выделенные финансы. Не освоишь — на будущий год лимиты урежут. И непрерывным конвейером плывут грубые, тяп-ляп скроенные, кособокие башмаки с отваливающимися подмётками (натужные комедии, нудные детективы, мелодрамы а-ля Золушка, с фанфарами разрекламированные ремейки-однодневки).

Ничего, что башмаки, пропылившись в сельмаге (фильмы, позорно провалившие прокат), вывезут на склад или отправят на соседнюю фабрику на утилизацию (положат на полку в лучшем случае. В худшем — насильно будут снова и снова навязчиво впихивать в сетку вещания).

Главное: план по выдаче на гора кино- и телепродукции выполнен и перевыполнен. Снова потекут денежки на кино-эрзац, кино-суррогат, кино-фальсификат. Денежки налогоплательщиков, между прочим. Наши денежки.

К счастью, есть фильмы — настолько цельные, тонкие, хрупкие — что они просто сразу рассыплются в хрустальную пыль, если к ним протянутся вездесущие лапы любителей хапнуть чужое.