Надежда Нелидова - Большая стирка [сборник]

Например, фильм «Доживём до понедельника». Он до сих пор жив, молод и свеж, даром что ему больше полувека. Он будто сгустился из оттепельного воздуха шестидесятых. Его не то, что не перекроишь, как те башмаки — до него не прикоснёшься, чтобы не напортить, не сломать. Ремейк «Доживём до понедельника»? Ха-ха. Процитирую героиню фильма: «Всё равно, что прикнопить к бумаге солнечного зайчика».

Не получится, господа: не до всего могут дотянуться ваши вездесущие шаловливые ручонки.

А вот тут приторможу свои эмоции. Потому что всё в мире относительно! Например, я прикипела к «Войне и миру» с Бондарчуком, Савельевой и Тихоновым — и даже слышать не хочу о других артистах и экранизациях. Я влюблена в Самойлову — Анну Каренину и не желаю никакой новой Карениной, даже в исполнении любимой Татьяны Друбич… Не смотрела, но осуждаю! Стоп-стоп.

Я была совсем маленькой, когда на бутылочно-толстых маленьких телевизионных экранах в 1967 году нервно заговорила, быстро, грациозно задвигалась Самойлова-Каренина.

Меня сажали к телевизору — приобщиться к классике. Именно такой я потом представляла себе героиню, читая роман: трепетную, как тот солнечный зайчик, с искорками в прищуренных глазах, с порхающей между глазами и губами улыбкой, с чуть вздёрнутым носиком.

А рядом смотрела «Анну Каренину» и помирала мама. Помирала от негодования, даже бегала валерьянку пить. Она физически не воспринимала Татьяну Самойлову в роли главной толстовской героини, прямо вся извелась и исплевалась. Она возмущалась, вскрикивала, ломала руки, елозила и подпрыгивала на стуле, ехидно передразнивала каждый её жест, движение, слово.

— Ужас! Это кто, великосветская дама?! Это пародия, ужимки и прыжки! Господи, что она всё время дёргается, как будто ей платье под мышками жмёт? Что за рваная, заикающаяся плебейская речь? Ах, то ли дело Алла Тарасова: вот где порода, неторопливость, плавность, величавость. Вот это Анна Каренина, я понимаю.

Маму приходилось унимать и просить дать спокойно досмотреть телевизор.

Кстати, я недавно скачала и посмотрела тот самый фильм-спектакль Немировича-Данченко 1953 года, от которого мама была без ума. Я абсолютно не приняла каменнолицую красавицу Аллу Тарасову в роли Карениной. Где изменчивая прелесть, оживлённость, порывистость, грация, несмотря на полноту — черты, которые неустанно подчёркивал Толстой? Слишком тяжёлая, неподвижная, холодная, статуйная классическая тарасовская красота. Так что на вкус и цвет…

Всё возможно, всё возможно. Возможно, наши внуки вырастут на фильме «А зори здесь тихие» 2015 года выпуска, и весьма прохладно воспримут «Зори» Станислава Ростоцкого. Это наших-то Риту Осянину, Женьку Комелькову, Лизу Бричкину?! Они стали нам настолько близкими, настолько вросли в наше детство и в нашу жизнь…

Мы воспринимали их как воображаемых старших сестрёнок, которые ушли бы в армию, случись война… Записывали и передавали друг другу песенники: «Он говорил мне: „Будь ты моею…“» А сколько девчонок записалось на уроки игры на гитаре после Женькиного романса…

Помню, после «Зорь» мы выходили из тёмного кинозала на белый свет: кто притихший, кто нахмуренный, кто зарёванный. Задумчивые и заплаканные зрители со светлыми лицами — они нынче ещё встречаются?

Да, но в полупустых залах. При мне, возмущённо топоча ногами (сапожищами) и бросая: «Нудятина!» — уходили с «Землетрясения», с «Возвращения» и «Изгнания» Звягинцева. Зрителя приучили к фастфуду: чтобы побыстрее и погорячее, и почти не надо было жевать. Впрочем, в своё время уходили ведь и с Тарковского, с Киры Муратовой, с Динары Асановой, громко выражая жалость по поводу «выброшенных» 20 копеек и демонстративно хлопая дверьми.

Просто перефразирую цитату из хорошего советского фильма: есть зритель-ширпотреб, а есть — индпошив. К счастью, на этот фильм «Влюблён по собственному желанию» — ещё не успели снять ремейка.

Я сказала себе: «Это самое последнее дело — лезть в чужие дела». И со всей страстью ринулась, с головой окунулась в это чужое дело.

Хотя какая мне Катюшка чужая. Да, троюродная племянница, да, седьмая вода на киселе. Но когда её впервые увидела: маленькую, доверчивую, мило смущающуюся, с трогательным голоском… Своя, своя, родная! Ещё когда Катя была маленькая, её папа ушёл в другую семью и трагически погиб. И оттого, что в нашей семье произошла похожая трагедия, Катюшка казалась ещё ближе и понятнее.

Катюшку растила мама. Должно быть, с детства внушала мысль: «Надейся только на себя. Учёба и профессия — вот для тебя главное. Не отвлекайся на глупости». Под глупостями имелись в виду соблазны и мальчики.

Она и не отвлекалась: школа с серебряной медалью, институт с красным дипломом. Впереди — столица, аспирантура, возможность всецело посвятить жизнь любимой науке.

Я заходила в общежитскую комнатку с тремя девичьими койками. Сразу подумала: «Самая неудобная, в темноватом углу, на проходе, у двери — Катюшкина». И не ошиблась. Тут ведь кто первый, самый шустрый, бойкий, как бы в шутку локтём отпихнёт в дверях соседок — и успеет вбежать, и весело бросить рюкзачок на постель с криком: «Моя!» Забить самое лучшее место у стола, у окна.

А Катюшка не локастая. Она первая и активная только в учёбе. И в общественных делах: выступить с концертом (у неё чудесный голосок), с блеском пройти практику, сходить в изыскательскую экспедицию, да хоть провести генеральную уборку.

Комендант общежития сказала: «У Кати была соседка — оторви да брось. Намучились с ней: плохая учёба, курение в комнате, пьянство. Сделаешь замечание — отбреет так, что мало не покажется. И вторая соседка, ещё немного — тоже бы под её влияние попала. А к Кате и грязь не пристанет».

В шумной комнате, где не смолкал девичий трёп о тряпках и мальчиках, не очень позанимаешься. Она до закрытия сидела в библиотеке, штудировала горы книг. Что впереди? Конечно, столица, аспирантура — с таким-то усердием, увлечением, почти фанатичной любовью к специальности. В этом не сомневалась ни сама Катюшка, ни преподаватели. Научный руководитель называл её «жемчужинкой».

— Ну, как наша жемчужинка? — спросила я знакомую. — Пакует чемоданы или уже в столице, грызёт гранит науки?

— Удивила нас наша жемчужинка, до сих пор в себя не можем прийти. Такое блестящее будущее, такие перспективы, такие просторы! А она добровольно на всём поставила крест, зарывает себя в деревне, в Тьмутаракани. С мальчиком познакомилась — когда успела?! — он ей голову вскружил.

Голову можно вскружить Парижами, бриллиантами, яхтами, но никак не Тьмутараканью. В общем, вырисовалась следующая картина: Катюшкин «мальчик» сам из этой деревни и недавно ушёл в армию. Катюшка будет верно ждать его под присмотром его мамы, будущей строгой свекрови. Как говорится, удобно устроились. Само собой, никаких аспирантур в столице, разве что заочная — в областном центре.